Под-Московье
Шрифт:
Услышав такое, девица сразу как будто слегка протрезвела.
– Что значит – не один? А с кем ты тут?
– Да так, случайные попутчики, – пытался отделаться от нее он. Но взгляд ее стал цепким и жестким. – Встретимся завтра, Элли, – с легким нажимом повторил Игорь и пошел, спиной ощущая ее возмущение.
Он чувствовал – она этого так не оставит. И действительно, немного позже, когда они с Мариной и Женей сидели возле палатки и пили чай, он вдруг увидел, что Элли стоит рядом и пристально смотрит на них. Ее глаза впились в Марину, та недовольно тряхнула головой, но промолчала. Игорь
Элли отозвала его в сторону.
– Где ты подобрал эту шлюху? На какой помойке? Фингал под глазом ей пьяный собутыльник поставил? Или ты сам, из ревности? Не думала, что ты так низко пал. Якшаешься с бомжами!
– Успокойся, это не то, что ты думаешь. Она просто меня спасла.
Лучше бы он этого не говорил. В глазах Элли полыхнула ненависть.
Вечером Громова вызвали к коменданту станции.
Невысокий плотный человек с холодным взглядом предложил ему садиться и без предисловия поинтересовался:
– Ну, и что делать будем?
– В смысле? – не понял Игорь.
– А в том смысле, – сказал человек, с интересом его разглядывая, – что странная у вас компания. – Он заглянул в лежащие перед ним бумаги. – Предположим, про вас я ничего сказать не могу – пока. А вот Кондрашова Марина Степановна – она же Манька Черная, она же Машка-гадалка и так далее – моя старая знакомая. В прошлом году уже была депортирована с Ганзы за попрошайничество и по подозрению в воровстве.
Игорь не очень и удивился. Он ожидал чего-то подобного. «Элли постаралась», – подумал он.
– Да и человек, называющий себя Профессором, уже появлялся здесь, хоть и под другим именем. Бродяга, бомж, тунеядец, не способный к полезной для общества деятельности. Знаете, я всегда считал, что излишнее образование до добра не доводит. Человек, несомненно, многое знающий, но ни на что не пригодный, одна смута от него. В общем, короче. Я не хочу, чтобы эти люди оставались на вверенной мне станции. Предлагаю им завтра с утра убраться добровольно, иначе их выставят силой.
– Но наши пропуска действительны еще неделю… – начал Игорь.
– Это меня не интересует, – отрезал начальник.
Игорь задумался. Ему показалось, что попробовать откупиться – бесполезно. Но в словах начальника была некая лазейка.
– Вы сказали – предлагаете им? А я могу остаться?
– Приятно разговаривать с умным человеком, – сказал начальник, его глаза ощупывали Громова. – Не знаю пока, откуда вы взялись, но если дурака валять не будете, то какое мне дело до вашего темного прошлого? В вас чувствуется военная выправка. Сильные люди, умеющие владеть оружием, нужны всегда – в охрану, например. Если хорошо проявите себя во время испытательного срока, жаловаться на жизнь вам не придется. А девочка – сестра ваша, я так понял? Надеюсь, она еще не успела испортиться в такой компании. Она может остаться при вас. Но женщина и старик должны уйти. – Человек побарабанил пальцами по столу и спросил: – И вашим первым заданием, как кандидата на получение ганзейского гражданства, будет попытаться убедить их сделать это добровольно. Ну как, согласны?
– Мне нужно время – подумать, – сказал Игорь.
– Конечно, конечно, – согласился начальник. – Даю вам время на размышления до завтрашнего утра. Ну ладно, даже до завтрашнего вечера – я сегодня добрый. Надеюсь, за день ваши бродяги не успеют ничего натворить. Впрочем, за ними будут приглядывать. Видите, сколько мне с вами хлопот? Ну, буду ждать вашего решения, надеюсь, проявите благоразумие. Но завтра вечером ваши спутники, если не уйдут до тех пор сами, будут депортированы принудительно. Говоря проще, их вышвырнут со станции вон. Вы сами же вольны остаться или уйти с ними. Подумайте о моих словах и передайте… этим…
Когда Игорь вернулся к «этим», Марина вопросительно взглянула на него, словно догадывалась, о чем шел разговор. Профессор тоже был невесел. Но Громов пока ничего говорить им не стал – ему хотелось для начала разобраться в своих мыслях и желаниях.
Он очень много успел пережить за последний месяц. Он давно уже перестал ощущать себя разведчиком на службе Красной линии. С этим было покончено. Сейчас он наконец добрался до Ганзы. Все получилось, как он хотел, и даже лучше. Повезло в кои-то веки. Ему и работу прямо с ходу предложили. С пустячным, в сущности, условием: отделаться по-хорошему от бродяг. Он ведь и сам еще недавно хотел того же.
Нечего сомневаться, что его служба на Ганзе будет неплохо оплачиваться. Он сможет позволить себе все, чего душа пожелает. Ну, или почти все. Будет сыт и пьян. Если захочет, будет иметь красивых девочек, дурь из-под полы. Но так будет только до тех пор, пока с ним что-нибудь не случится. Если он станет немощным инвалидом, ему разве что кусок хлеба дадут из милости.
«А вообще-то девочки за мной и так бегали, – подумал Игорь не без гордости. – Так что на это и тратиться особенно не придется. Можно найти себе тут постоянную девушку, семьей обзавестись». Почему-то при мысли об этом у него скулы свело от скуки.
Рассматривать Элю в качестве возможной подруги ему и в голову не приходило, несмотря на ее авансы. Игоря отталкивали ее странные садистские наклонности. И пусть сейчас она откровенно вешалась ему на шею, Громов был уверен – случись с ним беда, Эля мигом его бросит. Причем постарается сдать с выгодой для себя.
«А я ведь в любой момент могу выйти из строя после тех побоев, – подумал Игорь. – Глядя на меня, можно подумать, что я крепкий и сильный. Никто ведь не знает, как меня отделали в Рейхе… Если что-нибудь серьезно повредили внутри, то и не поймешь, от чего умер…
Стоп! Но меня вынуждают отказаться от единственных людей, которым есть до меня хоть какое-то дело. Просто так, без какой-либо выгоды для себя. Допустим, Марина – лгунья и, возможно, даже воровка. Думаю, если она что-нибудь и стащила, то только чтобы прокормить себя и Женьку, и вряд ли стоит ее строго осуждать за это. Но она выхаживала меня, когда я был полутрупом. Без какой-то выгоды, теперь я понимаю это. Наверное, это называется – из сострадания. Сама голодная, делилась со мной жалкими крохами еды. И если я заболею опять, она не бросит меня. Она будет заботиться обо мне снова.