Под Москвой
Шрифт:
– Ты, дед, с каких это пор в милосердных братьях-то состоишь? огорошил его Доватор.
– Я твою "профилактику" знаю. Тоже мне гомеопат нашелся!
"Совсем занедужил генерал, - решил Шаповаленко, - и слова-то якись непотребные".
– Отвечай, чего молчишь? Есть такая наука, профилактика называется, слыхал?
– Слыхал.
– А хирургию знаешь?
– Это що живым ноги отрубают? Така лехция мне известна...
– Вот-вот, правильно. Ступай, веди коней. Поедем в Добрино. Мы там сегодня устроим фашистам "лехцию".
– Понял.
На самом деле Шаповаленко все понял по-своему. Вместо того чтобы привести коней, он побежал в медчасть и поднял на ноги всех врачей. По дороге он шепнул об этом и дежурному по штабу, а тот по телефону передал в штаб армии.
– Очень сильно заболел. Собирается ехать к немцам и делать им хирургическую операцию.
По пути из медчасти Филипп Афанасьевич завернул к Шубину.
– С генералом плохо, товарищ комиссар.
– Что такое?
– встревоженно спросил Шубин.
– Занедужил. Ой, як занедужил, беда! Говорит всякие несуразности. Собирается ехать к немцам на лехцию. А у самого глаза горят, як два угля.
– Врача вызвали?
– Так точно, побудку сделал усем...
– Да, плохо дело.
Шубин, быстро накинув на плечи бурку, вышел вслед за Шаповаленко.
На квартиру они пришли одновременно с врачом и тихонько открыли дверь. Курганов, сидевший в передней, предупредил их, что генерал спит.
В ожидании коня Лев Михайлович, одетый в теплую бекешу и бурку, присел на кровать и уснул. Голова его в низко надвинутой на лоб кубанке лежала на подушке, ноги в белых валяных сапогах были опущены на пол. Шубин осторожно поднял их и бережно положил на кровать. Выйдя из комнаты, он категорически запретил кому бы то ни было будить генерала.
Но Льва Михайловича все-таки разбудили. В одиннадцатом часу утра он сквозь сон услышал шум. С протяжным звуком скрипнула дверь.
Доватор открыл глаза.
В комнату с запахом морозной свежести вошли командарм Дмитриев, член Военного совета Лобачев и Шубин. Последним через порог перешагнул незнакомый полковник в шинели с синими кавалерийскими петлицами. На боку его чеканным серебром поблескивала кавказская шашка. Полковник был смугл, худощав, с черными вразлет бровями.
Доватор вскочил и растерянно, точно провинившийся курсант, взял под козырек.
– Да он совсем молодцом выглядит!
– весело крикнул Лобачев.
– Человек отдыхает, при полном боевом, а вы толкуете, что болен! Ну, как себя чувствуешь, генерал Доватор?
– Спасибо, товарищ дивизионный комиссар. Я себя хорошо чувствую. Так заснул крепко, что, кажется, все на свете проспал...
– укоризненно посматривая на Шубина, ответил Доватор.
Михаил Павлович с какой-то особенной радостью успокоительно кивнул ему головой, давая этим понять, что с ночной операцией все обстоит благополучно; потом, улыбнувшись, он сделал
Доватор настороженно и растерянно смотрел то на улыбающегося Шубина, то на командарма.
– Ты действительно проспал, гвардеец. Все проспал. Скажи ему, генерал.
– Лобачев шумно сел на стул, жалобно заскрипевший под его могучей фигурой.
Откинувшись на спинку, он загадочно посмотрел на Доватора.
– Скажем по чести, проспал, - подтвердил командарм.
– Первое поздравление получил твой комиссар Михаил Павлович Шубин.
– С чем вы нас поздравляете?
– все еще ничего не понимая и с удивлением глядя на торжественные лица военачальников, спросил Доватор.
– С блестяще проведенной этой ночью операцией - раз! С гвардейскими дивизиями - два! Разрешите вручить приказ и поздравить вас, товарищ гвардии генерал-майор. Ваша кавгруппа переименована в гвардейский корпус, - проговорил Дмитриев.
– Служу Советскому Союзу!
Произнося эти торжественные слова, Доватор, все еще не понимая, что произошло, сел на кровать. Но когда присутствующие засмеялись, он вскочил, бросившись к командарму, трижды поцеловал его и, не находя слов, долго жал ему руку.
– Ты с полковником-то познакомься. Он ведь тебе кадровую дивизию привел. Ты понимаешь, кадровая!..
– Лобачев поднял указательный палец.
– А ты, наверное, думал, что я тебя надул? Признайся, думал?
– Нет, товарищ дивизионный комиссар, я думал совсем другое, - подходя к новому комдиву, ответил Доватор.
– Товарищ гвардии генерал-майор, полковник Тавлиев с вверенной мне ордена Красного Знамени дивизией прибыл в ваше распоряжение, - четко доложил комдив.
– Ух ты!
– радостно пожимая Тавлиеву руку, сказал Доватор.
– Значит, будем воевать вместе? Хорошо будем воевать!
Лев Михайлович чувствовал, что командарм приехал не случайно. Он привез с собой не только заслуженную гордую радость, но и большую новую ответственность.
Вчитываясь после отъезда гостей в текст приказа о присвоении дивизиям звания гвардейских, Доватор только теперь во всей полноте осознал, как высоко оценило правительство заслуги его бойцов и командиров. Он задумался: какими знаниями, какой высокой культурой должен обладать военачальник, чтобы быть достойным советским полководцем?
Талант полководца, как принято считать, - это умение руководить войсками, искусно маневрировать ими и хитро обманывать противника. А разве немецкие генералы плохо маневрируют?
Почему же он, молодой советский генерал, бьет профессиональных военных мастеров школы Шлиффена, Людендорфа, Браухича, Гудериана? Потому, что он, генерал Доватор, бывший крестьянский парень из белорусской деревни, имеет за плечами большевистскую школу. Он бьет противника не только силою оружия и знания, но и великой силой, которую ему дала Коммунистическая партия.