Под нами Берлин
Шрифт:
Позавтракав, мы поспешили на аэродром. Он находился километрах в пяти от Зубова. Село лежало в речной долине. За околицей поднялись на возвышенность, и оба настороженно остановились. Навстречу нам со стороны аэродрома двигались толпы людей и конные повозки. Было видно, что это не войска, а гражданское население.
— Значит, действительно фронт прорван, — заключил Михаил.
Мы внимательно вглядываясь в юго-западную даль и прислушивались. Горизонт дымился, и ухо улавливало еле-еле слышимый гул битвы. На аэродроме, захлестнутом людским потоком,
— Пойдем, — предложил я Сачкову. — Не может быть, чтобы там никого наших не осталось.
Минут через десять мы встретились с гражданскими, бредущими на Зубово. Они два с половиной года томились в фашистской неволе. Март принес им свободу. Не успели как следует отдышаться — снова угроза порабощения. Ни снег, ни грязь — ничто не могло их удержать. Как застала их опасность, гак они и хлынули на восток от приближающейся фашистской армии. Многие босые, в нательных рубашках. Женщины, дети… Беженцы, гонимые войной, — страшное зрелище.
Этим несчастным людям не могли мы смотреть в глаза. Мы только прибавили шаг,
Старший инженер полка Черноиванов нашему появлению на аэродроме удивила не меньше, чем девушки из столовой.
Но когда Семен Васильевич услышал, что нас по тревоге никто не разбудил, у него невольно испуганно вырвалось:
— А если бы фашистам удалось ворваться в село? Как же Василяка-то про вас забыл? Два командира эскадрильи…
— Зато мы хорошо отделу ли, — не желая сейчас разбираться в этом, мягко говоря, недоразумении, как бы шутя, перебил я инженера — Лучше расскажи, что тут произошло, пока мы мертвецки спали.
Мы узнали, что противник встречными ударами с внутреннего и внешнего фронтов разорвал нашу оборону. Теперь 1-я танковая армия врага выходит из окружения. Ночью отдельным струйкам войск противника удалось просочиться близко к нашему аэродрому. Полку и батальону обслуживания было приказано немедленно перебазироваться на площадку вблизи деревни Окоп, что километрах в ста от Тарнополя на северо-восток. Оставшиеся неисправные самолеты ремонтировать, но если враг прорвется к аэродрому, сжечь. Для этой цели и был оставлен инженер полка с группой механиков.
— Но теперь как будто бед миновала, — Черноиванов кивнул головой на запад, — бой уже отодвинулся отсюда.
Авиационный инженер! Это человек высокой культуры. Знаток техники и изобретатель, организатор всей жизни на аэродроме. Без инженера не взлетит ни один самолет. Наша надежда сейчас только на инженера, на его смекалку.
— А из этих калек, — я показал на оставшиеся на аэродроме самолеты, — нельзя что-нибудь собрать летучее, а то сто пятьдесят километров в, такую распутицу — прогулочка не из приятных.
— К сожалению, пока помочь ничем не могу. — Темное, продубленное-лицо Семена Васильевича застыло в задумчивости. В черных глазах сосредоточенность. Черная шапка, черный реглан, черные валенки… Инженер в своей неподвижности походил на какое-то черное изваяние. И вдруг это черное изваяние заискрилось добротой и обнадеживающе улыбнулось.
— Подождите.
Мимо аэродрома брели измученные беженцы. Все они в один голос заявили, что немецкие танки вот-вот будут здесь, и советовали нам поскорее уходить. Мы понимали : у страха глаза велики. Пошли на КП, надеясь, что телефон работает и нам удастся связаться с каким-нибудь штабом и узнать обстановку на фронте.
Землянка забита полураздетыми женщинами и детьми. Топится печка. Жарко. На столе лежат трое ребятишек, укутанных в самолетные чехлы. Печку обступили продрогшие дети. Один мальчик кричит от боли в окоченевших ногах. Мать берет его на руки и, усевшись на пол, растирает ему ступни, ласково уговаривая:
— Вот сейчас все и пройдет. Не плачь…
— А куда пройдет? — Вопрос ребенка саднит душу.
Связь не работает. Бандеровцы снова вывели ее из строя.
К середине дня поток беженцев с запада на восток прекратился. Наблюдатель, стоявший у КП в кузове вездехода, выделенного инженеру полка, чтобы было на чем уехать в случае прорыва противника к аэродрому, с тревогой доложил:
— На горизонте появились войска.
Я взял у наблюдателя бинокль. Действительно, юго-западнее аэродрома маячили какие-то войска. Требовалось уточнить. Я воспользовался вездеходом.
Проехав е километр, мы с шофером наткнулись на троих убитых наших солдат. В неглубоком свежем окопе двое лежали с противотанковыми ружьями, а один с ручным автоматом. В окопе много гильз от бронебойных патронов и автомата. Впереди виднеются два обгоревших танка с черными крестами, подбитый бронетранспортер и десятка два фашистских трупов. Выйдя из машины, мы с обнаженными головами долго молча стоим, отдавая последнюю честь погибшим советским бойцам.
Смерть одним только своим потусторонним видом всегда угнетает и давит человека. Теперь, глядя на этих мертвых советских рядовых, я не испытывал никакого тягостного чувства.
Смерть? Нет! Перед тми не смерть, а бессмертие. Перед нами герои. Они погибли, но собой заслонили аэродром, нас, Родину.
Но кто же эти герои? Никаких документов мы у них не нашли. Неужели такие люди так и останутся неизвестными?
Мимо аэродрома, меся грязь, прямо по полям шли к фронту колонна за колонной наша пехота и артиллерия. Теперь обстановка прояснилась, и дальше ехать нам не было смысла.
На аэродроме уже раздавалось бодро:
Эх, раз, еще раз, еще много-много раз…
Это наши техники на руках вытаскивали самолеты на взлетную полосу. Как и обещал инженер, два «яка» были подготовлены. У моего из пяти бензиновых баков исправны только два. Остальные, продырявленные снарядами, отключены. Поврежденные шасси нельзя убрать. Тормоза на колесах не действуют. Оружие не стреляет.
Самолет Сачкова чуть поздоровее моего. Он собран из нескольких «яков». И все же у него что-то неисправно в моторе. Инженер заверяет: у машин хватит силенок добраться до нового аэродрома.