Под нами Берлин
Шрифт:
Мы верим Семену Васильевичу и летим.
Видимость — лучше не бывает. С высоты нам открылась вся панорама главного боя битвы. Вот Подгайцы. Пять дней назад тут почти и не было признаков боя. Теперь южнее от этого городка вся земля в огне. В районе Бучач — наибольший накал сражения. Здесь-то и была разорвана наша линия фронта. Сюда с востока в образовавшуюся брешь и хлынула из окружения 1-я танковая армия противника. Эта брешь сейчас с воздуха выглядит длинным коридором. Он насквозь простреливается нашей артиллерией. А сколько громоздится сожженных и разбитых танков, пушек и других военных машин и орудий! Настоящее
Мертвые служат живым
Полк получил пополнение новыми истребителями. Даже побитые при штурмовке аэродрома «яки» и то пока велели оставить в покое: зачем в такое напряженное для фронта время извлекаться ремонтом старых, когда достаточно новых машин. Воюй только. Но вот беда — некому готовить самолеты: все технические специалисты, да и более половины летчиков, еще в дороге. А летать было нужно. И все, кто из Зубова до Окопа добрался самолетом, работали на машинах. Без привычки трудно. Руки в ссадинах. А высоченному Лазареву к тому же и очень неудобно лазить в узких лабиринтах маленького «яка». Вот он, подтягивая гайку, из-под которой выбивает масло, стукнулся головой о моторную раму и выругался:
— Неужели нельзя выслать навстречу им пяток грузовиков? И завтра мы бы уже начали снова летать по-настоящему.
Сергей прекрасно понимал, что наш наземный эшелон идет прямым путем по проселочным дорогам, а они раскисли. По ним могут идти только гусеничные машины. У нас их нет.
— Ты думаешь, от твоих тирад кому-нибудь станет легче? — говорю ему.
— А как же! — Сергей масляной рукой трет ушиб. — Вот уже и прошла боль.
Глядя на его испачканное лицо, руки и летную куртку, я смеюсь, зная, что и у меня все это не чище.
— К вечеру, наверно, мы все же осилим этот «як» и облетаем.
— Черта с два тут сделаешь, — отзывается Сергей. — Каждый на своем месте силен. Твоему Мушкину на это потребовалось бы полчаса, не больше… — Он смотрит на часы, — а мы вот копаемся уже третий час.
И все же мы привели в порядок самолет. Почистив обмундирование бензином и им же умывшись, расстелили на землю чехол от самолета и легли на него отдохнуть. Хорошо припекало предвечернее солнце. Лежа на спине и перебирая текущие дела, не заметили, как задремали. Разбудили нас оживленные голоса.
На попутном вездеходе приехали Иван Хохлов и Дмитрий Мушкин. Их обступили летчики.
Всех привлек необычный вид Ивана. Меховые унты, не приспособленные к длительной ходьбе, да еще в распутицу, развалились. Обрезав голенища, он толстой проволокой крепко привязал их к ступням снизу. Не ноги, а тяжелые песты. Лицо, всегда полное, румяное, сейчас обросло колючей бородой, осунулось и кажется помятым. На сочувствие товарищей Иван весело отвечает шутками:
— Унты мои износились — не спросились, истоптались — не сказались. Пришлось изобретать. Бахилы получились мягкие. Но все-таки ноги натер.
Мушкин выглядел получше. Его валенки с одной галошей (вторую потерял ночью) выдержали испытание маршем. Правда, из валенка без галоши выглядывает большой палец, но Дмитрий это объясняет по-своему логично:
— Весна. Вот он и рвется на природу.
Как ни устал Мушкин, не спавший две ночи, но Василяка
— Они новые. Времени много не займут, — пояснил командир. — С утра делаем вылет, а там, глядишь, подойдут с марша и остальные люди.
Обстановка на фронте торопила. На львовское и станиславское направления противник в спешном порядке направил подкрепления в Венгрии, Франции, Югославии, Дании, Германии. Всего против войск 1-го Украинского фронта было дополнительно брошено до 20 дивизий, в том числе четыре пиковые. Эти свежие силы помогли выйти из окружения 1-й танковой армии. Теперь противник не только сумел укрепить свою оборону по линии Тарнополь — Станслав, но на отдельных участках начал теснить наши войска. И мы, не дожидаясь, когда соберется весь полк снова начали боевую работу.
Погода установилась солнечная, по-весеннему теплая. Летчики только что победали и, усевшись на бревна (остатки от строительства землянки), отдыхали перед очередным вылетом. Кто курил, кто спокойно, с послеобеденной вялостью разговаривал, а некоторые, пригревшись на солнце, дремали. К нам подошел начальник воздушно-стрелковой службы капитан Рогачев. Командир полка уехал в штаб корпуса, и Василий Иванович остался за него. Чтобы всех не тревожить, он тихо отозвал меня и поставил задачу на вылет, определив состав группы:
— За ведомого с собой возьми капитана-стажера. Вторая пара — Лазарев с Коваленко, а третью — назначу из другой эскадрильи А сейчас, пока есть время, иди на КП и ознакомьте обстановкой.
В районе Бучач, где 1-я танковая армия противника вышла из окружения, продолжаются сильные наземные и воздушные бои. В небе то и дело, поддерживая атаки своих войск, появляются фашистские бомбардировщики. Туда-то мы и должны идти.
Летчики Лазарев и Коваленко уже собрались, а двоих из другой эскадрильи и стажера — нет. Я вижу: все они no-прежнему пригревшись на солнце, сидят на бревнах и слушают пение Саши Сирадзе под собственный аккомпанемент на фандыре. Василий Иванович тоже с ними и, видимо увлекшись, позабыл о вылете. Я понимал, что эти минуты, согретые песней и музыкой, для летчиков точно эликсир жизни, но я уже жил небом, и мне было не до концерта: он меня раздражал. Подойдя к Рогачеву; и не скрывая своего неудовольствия, напомнил, что минут через десять нужно взлетать. А это представление пора бы кончить.
— Не волнуйся. Все будет в порядке. От Сачкова тебе выделена пара Кацо. Он об этом уже знает и попросил спеть последнюю, свою любимую.
Когда уже настроишь себя на бой, каждое слово воспринимается остро. Это «спеть последнюю» покоробило меня, и я тревожно взглянул на Сирадзе.
Ты постой, красавица,Рыжий, дорогой;Ты мне очень нравишься,Будь моим женой…Летчик пел очень задушевно и чуть заметно, как бы про себя, улыбался: он жил песней… И вдруг взять да и окунуть его в мир огненного неба?! Это слишком жестоко. От резкого изменения температуры и гранит рушится, не то что нервы человека. А потом, как это перед вылетом, когда все должно жить подготовкой к бою, он может петь и так улыбаться? Брать ли его?