Под наживкой скрывается крючок
Шрифт:
«Что это за вещество? — Ермилов склонился над коробкой. От нее до сих пор исходил довольно сильный жар и неприятный запах. — Что можно было прятать за таким опасным заслоном? Содержимое, по-видимому, бесследно уничтожено. Может, там он спрятал дискету? Неужели зашифрованная и хранящаяся на ней информация стоила того, чтобы ее так прятали? Или, действительно, не его контейнер и принадлежал кому-то из посольства? — Олег хмыкнул от пришедшей мысли, что коробку передал на родину сам Руденко. Но Алексей ведь знал, что Дедова арестуют по приезде. — В
В дверь кабинета постучались. Заглянула Тамара Дедова. С удивлением обозрела разгром в кабинете. Ее Олег вызвал еще накануне, чтобы она принесла вещи и туалетные принадлежности для Юрия. И забыл о ней.
— Да-да. Одну минутку. Подождите, пожалуйста, в коридоре. У нас тут небольшое ЧП.
Олег Константинович вышел в коридор и запер дверь. Перешел в соседний кабинет. Тамара Дедова прохаживалась около доски объявлений, взволнованная, нервно расстегивающая и застегивающая пуговицу на кожаном длинном пальто.
— Гриша, ну что, посчитали?
Соловьев, взмыленный, шуршал купюрами, держа их в медицинских перчатках и не распечатывая пачки. Васильев поглядывал на часы и демонстративно вздыхал. Испуг от взрыва у него прошел, и он опять принял вальяжную позу — характерную для человека, у которого почасовая оплата за работу.
— Все верно, — наконец выдохнул Григорий. — Пятьсот тысяч. Заноси в протокол. Понятые, поближе. Расписываемся вот здесь и здесь.
Васильев призадумался, стоит ли его клиенту подписывать протокол, нельзя ли выжать из этого взрыва какую-нибудь выгоду? Но все же дал «добро».
Ермилову очень хотелось посмотреть на встречу Дедова с женой, и он вышел в коридор вместе с Юрием, которого вывел конвой.
— Что все это значит? — спросила Дедова, увидев мужа. — Этот арест…
Юрий рванулся было вперед, но конвойные придержали его за локти.
Олег Константинович кивнул им, и они отступили назад, отпустив Дедова.
— Что все это значит? — громким шепотом повторила его жена. — Для чего все это? Адвокат сказал, тебя подозревают в превышении должностных полномочий. Я не понимаю. Ты воровал?
— Не говори глупостей! Ни о каком воровстве речи не идет. Это же все для вас — для тебя и детей…
— А ты спросил нас? Нужно ли нам это? Что теперь? Ты будешь сидеть? А мы? Я не работаю! Об этом ты подумал?
— Тамарочка! Все уладится…
— Вот уж не надейся, — зло рассмеялась жена. — Он сказал, что ничем не поможет. Как бы еще хуже не стало… Вот тут вещи.
Конвойный забрал пакет.
— Тамарочка, все равно. Все будет хорошо. Я никогда тебя не обманывал, ты ведь знаешь… — Дедов заискивающе пытался взглянуть ей в глаза. Но она не смотрела на него.
— Ни я, ни дети не имеем отношения к твоим махинациям. И к тебе тоже…
Тамара повернулась и устремилась по коридору прочь. Дедов с трудом стоял на ногах…
«Лавина все-таки обрушилась ему на голову, догнала его, — подумал Ермилов, вспомнив свою вчерашнюю ассоциацию, посетившую его при первом допросе Дедова. — Вот это женщина! Не хотел бы я такую жену. Двумя-тремя фразами разорвала Юру похлеще давешнего взрыва. Мысль о взрыве напомнила о Егоре. — Надо доложить о случившемся Карпенко и ехать в больницу. Может, необходимы лекарства, кровь? Какая у него группа крови?»
Дедова увезли. Допрашивать его не было ни желания, ни времени, да и не о чем пока — надо собраться с мыслями.
Карпенко неистовствовал:
— Что все это значит? Кто пронес в прокуратуру взрывчатку?
Олег коротко объяснил и добавил:
— Криминалист забрал контейнер, но выразил большие сомнения, что при той температуре плавления, при которой пусть и тонкие стенки металлической коробки покоробились, останутся следы содержимого. Впрочем, он обещал поколдовать над ящичком. Его заинтриговала вся эта эпопея со взрывом, дымом и высокой температурой увеличившейся за несколько секунд.
— Думаешь, это контейнер Дедова? Нам удастся вменить ему то, что он покалечил нашего сотрудника?
— Он заранее предупредил, что контейнер ему не принадлежит. При свидетелях. Тут не подкопаешься. К сожалению, это тупик. А вот деньги очень кстати.
— Почему он не отказался от денег? Мог, как и про контейнер, сказать, мол, не мое.
— Думаю, обсудил с адвокатом. Купюры новые, отпечатки наверняка есть. Зачем отрицать очевидное? Но в случае если он откажется от показаний… Я отдал деньги криминалистам. «Пальчики» Дедова тоже откатали. Поеду в больницу.
— Погоди. — Карпенко снял трубку телефона и попросил: — Света, соедини меня с Институтом скорой помощи Склифосовского.
Переговорив со справочной, Виталий Романович улыбнулся:
— Состояние стабильное. Ничего не нужно — ни лекарств, ни крови. Навещать пока нельзя — он в реанимации, но завтра уже, вероятно, переведут в общую палату. Сообщи его родственникам. Как только будет можно, надо, конечно, навестить. Попрактиковался парень, — покачал головой Карпенко. — Наверное, напрочь отобьет охоту работать в прокуратуре.
Кипрские ночи очень темные. Никосию окутала духота. Словно и не приближалась осень с дождями и ветрами. Днем на побережье уже штормило, ветер гудел, подгоняя рассыпанные по барашкам волн разноцветные паруса виндсерферов. Вода в море сильно посвежела, но в столице Кипра летний жар затаился, словно в своей берлоге залег на зимнюю спячку.
В вестибюле посольства горел тусклый свет. Снаружи периметр охраняли местные полицейские. В дежурке пахло кофе и бубнил маленький телевизор. Дежурило двое пограничников. Один постарше, капитан, с сухощавым лицом, с богатыми усами и с продольными морщинами по щекам, другой — помоложе, высокий, чуть полноватый, загорелый до красноты — сразу видно, недавно приехал и дорвался до солнца.