Под небом Финского залива

Ерошевская Лира Алексеевна

Островок казался маленьким только издали, а по сути был не так мал. Они обследовали его берег со стороны, к которой причалили. Все те же сосны, ели, березы и сочная зелень, не тронутая ногой человека. Тропинок не было, но лес был не густ, можно было легко пробираться между деревьями и кустами малины, густо усыпанной ягодами. Вовсю заливались птицы.

Ну как можно не полакомиться?
– сказал Гена, общипывая ягоды и заставляя Свету раскрывать рот.

Никак,- согласилась Света.- Давай ешь сам, и я тоже поклюю немного.

Они поклевали вполне прилично, не по-птичьи. Потом сели прямо на террасу, возвышавшуюся над берегом, опустив ноги вниз.

Правда, хорошо?
– спросил Гена.

Чудесно,- ответила Света.- Хорошо, что лодочник подсказал нам взять лодку на три часа, он знал, что нам попадется этот островок. Сколько сейчас времени?

Представь себе - осталось не очень много: отдохнуть полчаса и вернуться обратно.

Это так далеко мы заплыли?

Далеко - не далеко, но почти час плыли, я как раз на часы посмотрел, когда лодку на берег вытаскивал.

Ничего себе, а мне казалось, совсем немного времени прошло, наверное, потому что сама веслами не работала. Ты устал?

Нисколько. Я люблю лодочные прогулки, заплываю по нашему Южному Бугу очень далеко. Мы с другом два года тому назад лодку на двоих купили, с нее рыбачить хорошо: не клюет рыба в одном месте - на другое переплывешь.

Чувствуется тренировка, прямо играючи веслами работаешь.

– Ерунда, это разве работа, это - одно удовольствие. Полчаса пролетели как одна минута. Гена даже не

поцеловал Свету, наверное, боялся, что не захочется опять садиться на весла. И вот они уже на обратном пути. Теперь солнышко вошло в силу. Гена снял рубашку и майку:

– Пусть спина загорает.

Свете что, она бездельничает, ей не так жарко, дышится по-прежнему легко, и только солнечные лучи немного пекут макушку. Света на голову Генину рубашку приспособила. Через час они уже были на лодочной станции, чтобы через несколько минут, первыми из отдыхающих, войти в столовую.

Свет,- сказал Гена после обеда.- Я после санаторного часа в душевую схожу, как откроется. На "круг" попозже выйду.

Ладно,- ответила Света.- Я ждать буду.

Пришла в палату, умылась, ополоснулась прохладной водой из-под крана и уснула счастливым и глубоким сном.

В пять часов она проснулась, как будто кто-то толкнул ее - часовой механизм организма действовал четко. Света собралась, вышла на "круг", села на скамеечку. Появился Сережа, поздоровался, сел рядом со Светой:

Генка в душ пошел.

Знаю. Как у тебя дела?

Какие здесь дела могут быть?

Амурные.

А... по этой части? Свет, я же сказал тебе, больше меня никто не интересует.

А чего Маринкой не займешься? Ты ей нравишься.

Да был у меня вчера с ней разговор. Я утром сидел газеты читал. Она подсела. Говорит: "Вот и распался ваш треугольник. Давайте с вами двухугольник создадим". Я отвечаю: "Такого в природе не существует". Она: "Ну тогда - пару". Я говорю: "Пара нет". Она спрашивает: А что, вам одному лучше?" Я говорю: "Лучше - не лучше, но женщин я сам выбираю".

Ну и напрасно ты так!

Ладно, Свет, мне Генкиных указаний хватает. Пойду в шашки поиграю,демонстративно встал и отошел к шашечному столику.

Скоро Гена вышел - в новой рубашке, благоухающий "Шипром".

Пойдем прогуляемся.

Давай к столику сходим, а то он, наверное, уже соскучился по нас.

Пошли не торопясь. Подходя к старой башне, Гена спросил:

– Не хочешь наверх подняться?

Говорят, там страшно, ступеней много полуразрушенных.

Посмотрим. Будет страшно - вернемся.

Пойдем,- согласилась Света.

Подошли к башне: вокруг были небольшие валуны разбросаны. Вместо дверей - большой проем. Вошли - стали подниматься. Витая лестница то и дело поворачивала налево. Кое-где были провалы ступеней, приходилось перешагивать через ступеньку. Света впереди шла, руку от перил не отрывала, Гена следом. Немного страшновато было, ступени на "честном слове" держались, пролетам конца не было. У Светы ноги свинцом налились. Наконец-то забрались на смотровую площадку.

– Никакая это не водонапорная башня,- сказала Света,- а смотровая, отсюда, вероятно, неприятеля высматривали.

Действительно, весь лес лежал как на ладони, далеко был виден. Санаторий превратился в небольшое приземистое здание. Отрезки сплошной стены башенки чередовались с нишами, огражденными каменными перилами. Все отрезки стен были испещрены от пола до потолка любовными автографами со знаками "плюс" и "равняется". Каких только имен здесь не было. Разные почерки, величина букв и наклон надписей - нескончаемые скрижали человеческих чувств.

– Давай тоже оставим автограф,- предложил Гена, отыскивая на полу осколок стекла.- На, царапай, у меня почерк плохой.

Света взяла стекляшку, отыскала самый заостренный край:

Где писать-то? Уже ни кусочка стены, свободного от надписей, не осталось - столько желающих увековечить свои имена.

А вот здесь, смотри, нормально, уместится, если не очень крупно писать.

Света начала царапать, старалась покрасивее написать: "Гена плюс Света равняется...

Чему равняется?
– с лукавой усмешкой спросила у Гены.

Напиши: "навсегда",- сказал Гена, улыбаясь.

Света написала: "навсегда", положила осколок стекла возле куска бетона, бывшего когда-то частью ступени, и посмотрела на Гену.

– Ну вот, увековечено,- сказал Гена и поцеловал Свету. Они еще немного постояли, обозревая окрестности, и

стали осторожно спускаться. Теперь Гена шел впереди, а Света за ним, держась за его руку. Спускаться было еще страшней, провалы зловеще щерились, от краев ступеней два раза оторвались небольшие куски камня и скатились вниз, однако они благополучно миновали все многочисленные пролеты каменной лестницы и вышли на воздух, пронизанный солнечными лучами.