Под небом Финского залива
Шрифт:
оправдывайся - не оправдывайся, а в каком-то поколении влилась в тебя цыганская кровь, это я тебе точно скажу,- Света опять улыбнулась.
Может быть,- сказал Сергей пренебрежительно.- Иногда мне кажется, что я на самом деле цыган. Ну и что? Цыган, так цыган. Но не попрошайничаю, не ворую, не обманываю и не лодырничаю. Я вообще хороший! Не веришь?
Чтобы верить - надо проверить. Кто теперь на слово верит, тем более саморекламе? Я так поняла, что ты по той формуле действуешь: кто тебя похвалит, если сам себя не похвалишь?
Так ведь и то
Вообще-то похвалу всегда заслужить надо, но мне непонятно, почему тебе ее так хочется? Ругали часто?
– спросила Света,
Ну, если честно, то хочется не похвалы, а просто- напросто женского внимания,- и на Свету посмотрел со значением.
Сереж, да неужели женщины на тебя внимания не обращают?
Да я бы не сказал, что очень избалован их вниманием.
Ну, подожди, Сережа, мы тебе здесь найдем самую лучшую,- сказала Света и посмотрела на Гену как бы в подтверждение своих слов.
Каким необыкновенно радостным, благодарным и многоговорящим взглядом одарил ее Гена. Света ответила ему таким же, она поняла, что весь предыдущий разговор с Сережей он воспринял болезненно. Неизвестно, видел ли Сережа, как они обменялись взглядом, который протянул между ними тоненькую ниточку взаимной симпатии, он смотрел в даль залива, но затем тоже перевел взор на Гену, который едва успел притушить свой взгляд, предназначенный одной Светлане, и сказал этаким проходным манером, как бы тоже призывая Гену подтвердить его слова:
Ну, самая лучшая женщина находится рядом с нами.
Принимаю как незаслуженный комплимент, потому что пока рано принимать от вас такую высокую оценку, вдруг не оправдаю.
А у мужчин ведь так: либо женщина сразу понравится, либо уже никогда,многозначительно сказал Сережа.
По-всякому бывает,- не согласилась Света,
– Нет,- вдруг вмешался в разговор Гена.- Это действительно так,- и опять поглядел на Свету глазами, в
которых отражались голубой цвет залива и серебряные блики очень осторожного восхищения и признания.
И опять Света не отвела своего взгляда, она утонула в нем, как в заливе, притягивающем своей красотой и взаимным расположением. Но Света опять не поняла, заметил ли Сережа их, предназначенный и понятный лишь им одним взгляд, потому что он перебрасывал с ладони на ладонь маленький камушек, неизвестно когда попавший в его руки.
"И все же заметил,- подумала Света.- Но пока не сдается, настойчивость не чужда его характеру".
– Ну, налюбовались заливом г - спросил Сережа,- Теперь идем - покажем тебе дорогу в ближайший лес. Переходим опять на ту сторону шоссе. Видишь, вверх тянется широкая тропа, сразу за нашим санаторием? Когда вверх поднимемся - там почти девственный лес: рябчики из-под ног выпархивают.
Они стали подниматься по дороге, с обеих сторон которой тянулись к солнцу остроконечные мрачные ели, косматые сосны, стройные осины и белоствольные березы. Здесь было царство смешанных хвойно-лиственных лесов. Над самой дорогой навис толстый оголенный, отживший свое, но еще крепкий сук старого дуба. Сережа подпрыгнул и, трижды легко подтянувшись, спрыгнул на землю.
– Вот почему у тебя руки длиннее, чем положено по росту,- пошутила Света.- Ты их, оказывается, вытягиваешь таким образом.
– Нормально. У цыгана должны быть длинные руки. Вот смотри, справа какая башня стоит без всякого применения, говорят, бывшая водонапорная. Ступеней сто - не меньше, если на самый верх забраться. Обычно влюбленные парочки поднимаются туда, чтобы оставить там свои автографы.
Башня на самом деле заслуживала внимания. Ее остроконечная верхушка чуть пониже была окружена красивым каменным орнаментом, круглыми оконцами и двумя рядами зубчатых ограждений. Она возвышалась как великанша даже среди высоких, окружавших ее в некотором отдалении, деревьев.
Очень оригинальная башня, заслуживает того, чтобы на нее повесили табличку: "Охраняется государством",- сказала Света.
Да она там, внутри, уже вся порушена. Хочешь забраться?
– спросил Сережа.
О нет, как-нибудь в другой раз,- отказалась Света.
Они продолжали подниматься вверх, где между деревьями проглядывали причудливые коряги и громадные камни-валуны. Видно, когда-то эти места были покрыты ледниками, которые и оставили после себя и обкатанные валуны, и нагромождения обломочного материала. Слева, в глубине леса, в стороне от дороги, стояла полуразрушенная избушка. Скорее всего, это была сторожка, и, возможно, когда-то вблизи нее что-то возделывалось, но сейчас от нее и до самого верха на этой стороне тянулась заболоченная, густо поросшая камышом, широкая полоса земли.
Зайдем,- предложил Сергей.- Посмотрим.
Давайте посмотрим,- согласилась Светлана.
Они легко пробрались по еще не совсем заросшей тропинке, но густо закрапивленной по обочине, к старой избушке. Внутри вдоль стены был пристроен деревянный настил либо широкая скамья, как хочешь назови, а вокруг, как говорится, черт ногу сломит, чего только здесь было не навалено: железяки, ведра, обломки кирпичей, железные сетки, мотки проржавевшей проволоки, какие-то деревяшки и прочий хлам. Присесть на скамью не было никакого желания, так она была грязна и тоже наполовину завалена худыми чайниками и кастрюлями, да и пробраться к ней через всевозможные нагромождения можно было тоже, как и черту, сломать ногу.
– Отслужила свое старушка,- сказала Света.- Никому теперь не нужна, вон какие провалы в стенах, одна крыша осталась, хотя обычно, наоборот, в первую очередь крыши обваливаются, но от дождя спрятаться можно при случае.
Они побрели обратно, на большую дорогу, чтобы продолжить подъем. Но вот наконец подъем был закончен. На самом верху, откуда начинали разбегаться в разных направлениях тропинки в лес, стоял симпатичный круглый столик, врытый в землю, и четыре тоже врытые ножками в землю скамеечки. И хоть столик был расщелен и потемнел от дождей, чувствовалось, что сделан он не очень давно.