Под небом Ривьеры: Не торопи любовь
Шрифт:
— Не смотри на меня так, — неподдельно жалобно просит Лена.
— Страшно идти рядом с тобой, — очнулся я.
— Ну не надо, Дима. — И она целует меня в нос. — Не смущай меня.
Я откликаюсь робким благоговейным поцелуем, слегка коснувшись ее губ. Она подхватывает меня за руку, и мы скоро и весело топаем обратной дорогой, в сторону санатория.
Теплый бархатный вечер, в парке звучит музыка, улыбаются гуляющие пары, опять квакают лягушки. В воздухе разлит тот особый терпкий аромат, который буйная зелень и цветы издают один раз в сутки, когда растения переходят
Липарит встречает нас около входа в санаторий во всеоружии. Свою пляжную одежду он сменил на элегантный вечерний костюм. В белой нейлоновой сорочке с вишневым галстуком, с серебристой сединой на висках, в облаке дорогих духов, поджарый и стройный, он смотрится киногероем зарубежного фильма. Проходящие мимо него знакомые женщины первыми здороваются с ним, откровенно мечтая завлечь его в праздничную компанию:
— Добрый вечер, Липарит Аветисович!
Горный орел, заложив руки за спину, отвечает сухо, насупившись, сверху вниз:
— Здравствуйте!
Зато при виде Лены он выпрямляется, непостижимым образом вытягивается — сантиметров на десять! — и чуть было не отдает ей честь со щелканьем каблуками, как подполковник генералу. Но вовремя спохватывается и, грациозно наклонившись, берет славянскую королеву за руку, потом сладострастно (или мне это кажется?) прикладывается к руке губами. Девушка совсем смущается:
— Не надо, Липарит Аветисович!
— Раз уж мой друг представил вам меня, позвольте узнать ваше имя… звезда Ривьеры.
«Звезда Ривьеры» смущается вконец и прячется за мою спину.
— Лена ее зовут, — говорю я, — не смущай ее, Липарит. — Будь проще, и люди к тебе потянутся, — изрекаю я известный афоризм.
— Ко мне тоже скоро Наташ приедет из Ереван, — признается вдруг Липарит. — Двадцать лет, красивый девушка, как ты, Лена, будем вместе ресторан ходить.
Про «Наташ» армянин мне раньше ничего не рассказывал и открылся только сейчас — видимо, для того, чтобы смягчить невольную зависть ко мне и повысить свой сексуальный статус.
Мы проходим в комнату. На столе стоят новая бутылка «Арарата», открытая банка черной икры и пакет апельсинового сока с надрезанным уголком. Кроме того, Липарит успел где-то раздобыть дополнительные стаканы, вилки и стопку тарелок.
С фруктами и шоколадом стол уже выглядит по-праздничному. Когда же Лена, отбиваясь от назойливой помощи армянина, нарезала и разложила на большой тарелке буженину, сыр, рыбу, а на мелких тарелочках — для каждого из нас — аккуратные горки черной и красной икры, украшенные зеленью и лимоном, Липарит восхищенно произнес:
— Это стол ресторан «Ани», как у нас в Ереван.
— Ой, а что делать с креветками? — спрашивает Лена, вытащив из сумки пакет.
— О, это деликатный кушанье, — отвечает Липарит, — будем кушать завтра, дай сюда, я знаю, где хранить.
Липарит, взяв
— Медсестра положил пакет холодильник. Все нормально.
— Ну, Липарит, ты на шоколадках кругом связи навел!
— У нас в Ереван только так.
Я тем временем открываю дверцу шкафа и за ней переодеваюсь. Когда я предстаю перед обществом в черном итальянском костюме в узкую белую полоску, в рубашке ослепительной белизны и в галстуке от Диора с картинкой женщины-змеи, то Липарит только всплескивает руками:
— Где мои тридцать лет!
Лена же, как сомнамбула, с вытянутыми вперед руками, подходит ко мне и обнимает за шею. В ее взгляде я читаю: «Мне с тобой хорошо. Мне очень хочется поцеловать тебя, но я стесняюсь Липарита. И ты тоже не делай этого».
Я все понял, не целую, но моей энергии нужен выход. Я поднимаю девушку на руки и испытываю при этом особое удовольствие — кончиками пальцев чувствую теплое женское тело через перекатывающуюся редкую сеточку кружевной ткани. Лена мелко дрожит и, когда я опускаю ее, лицо ее пунцово рдеет, а все пространство вокруг нас электризуется чувственными феромонами — наше возбуждение разливается в воздухе.
Липарит непроизвольно крякает и наполняет стаканы коньяком:
— Первый тост я предлагаю за весну, которая сегодня осчастливила своим присутствием наше скромное жилище!
К моему удивлению, армянин произносит сложную, цветистую фразу, ни разу не перепутав падежей.
Мы смыкаем стаканы и пьем. Сразу похорошело еще больше, хотя больше, кажется, уже некуда.
— Ой, Дима, как я проголодалась, только сейчас поняла, — шепчет Лена.
— Еще бы, без обеда, без ужина, давай налегай!
— Ты только, Лен, не стесняйся, кушай на здоровье! — поддерживает Липарит. — И ты, Дима. На меня не смотри, я кушал и обед, и ужин. Подышу свежим воздухом.
И он, прихватив с собой кусочек сыра с ломтиком лимона и зеленью — любимая пища армян, — деликатно выходит на балкон.
Мы с Леной, забыв про приличия, проглатываем половину принесенной закуски.
— Все, больше не могу! — откидывается наконец девушка.
Мы сидим на кровати, опираясь спинами на стену. Я осторожно обнимаю и целую ее, пока мы одни в комнате.
— Лена, что бы потом ни случилось между нами, знай, что это самый наполненный день моей жизни, — проникновенно и искренне веря себе, произношу я.
— Да ну? — дразнит Лена.
Я смущаюсь своей высокопарности.
Тут входит Липарит и радостно информирует:
— Сейчас будут танцы! Мадемуазель, я ангажирую первый танец с вами!
«Мадемуазель» улыбается, поднимается с кровати и делает книксен. Липарит опять включает Ободзинского:
Эти глаза напротив, — Калейдоскоп огней, Эти глаза напротив Ближе и все родней. Эти глаза напротив Чайного цвета. Эти глаза напротив, Что это, что это?