Под новым небом, или На углях астероида
Шрифт:
– У нас в Нью-Россе хороший винодел, русский, Пётр Васильевич. Между прочим – отец Игоря. Какие только вина он не изготавливает! И из винограда, и из фиников, и из абрикосов, и настойки, и наливки. У него получилось даже шотландское виски – пить такое почли бы за честь члены королевской семьи. Без ложной скромности скажу: к изготовлению этого напитка капитан «Ирландии» имеет самое непосредственное отношение. Мне приходилось вращаться среди шотландских виноделов, и я кое-чему у них научился. Вот мы с Петром Васильевичем и взялись…
О’Брайен в раздумье почесал
– Знаете что, герр Винтерман! Как только накормите людей, спускайтесь в винный погребок. Там есть бутылочка этого самого шотландского. Посидим часок за чаркой и поедим заодно, а? Позволим себе просто так провести время. Всё равно, видите, как льёт, носа высунуть нельзя. А Луиза в камбузе покомандует одна. Пойдёмте, я покажу вам вина, потом проведаю раненых, а потом вернусь в погреб.
Закончив с раздачей завтрака, Курт Винтерман отправился в указанное помещение, где при свете зажжённой свечи его уже ждал капитан.
– Сесть не на что, располагайтесь прямо на полу, – сказал О’Брайен. Он протянул руку, извлёк откуда-то из темноты керамический сосуд, по форме похожий на бутылку шампанского, откупорил его и втиснул между расставленными мисками.
Они выпили, одобрили напиток и принялись за еду.
– Вам не приходилось бывать в Англии или Ирландии? – спросил капитан. – У меня такое впечатление, что я вас где-то видел.
– Нет, дальше Австрии, Германии, Швейцарии и Италии мне выезжать не доводилось.
– А где вы проживали до землетрясения? Вы ведь немец?
– Немец. Но мы с Луизой – она австрийка – жили в Вене.
– Вы тогда были уже женаты?
– Мы поженились незадолго до катастрофы.
– И вы оба выжили!
– Как видите.
О’Брайен удивлённо покачал головой.
– Вы с Луизой на редкость везучие люди.
– Да, в определённом смысле нам повезло. Мы сами с ней об этом говорили.
– А как вы попали в Вену?
– Мы, то есть Винтерманы, всегда там жили. И наши родители, и прапрадеды. В Вене жила и семья моей сестры. Вы знаете, в тот день, когда разразилась катастрофа, мы с Луизой рано утром отвезли их в аэропорт к рейсу Лондон – Вена – Бангкок, они отправлялись в туристическую поездку в Тайланд. Так вот, распрощавшись с ними, мы поехали домой, а потом сразу на работу в свой научный институт. И вот там… Что с вами, герр капитан?
Не донеся до рта вилку с закуской, О’Брайен медленно положил её на миску и остолбенело уставился на собеседника.
– Что с вами? – повторил Курт Винтерман. – Вам плохо?
– К какому рейсу, говорите, вы их отвезли?
– К рейсу Лондон – Вена – Бангкок.
– Бангкок?!
– Да, Бангкок.
– Одиннадцатого июня?
– Одиннадцатого. Разве эту дату забудешь!
– Вы ничего не путаете?
– Как тут спутаешь! Отвезли и поехали домой. Да что с вами происходит, герр О’Брайен?
– Что со мной происходит? Дело в том, что тем рейсом летел я сам! Из Лондона!
Настала очередь остолбенеть Винтерману. Некоторое время он неподвижно смотрел в отражение свечи в глазах О’Брайена, потом, придя в себя, проговорил срывающимся
– Вы сами ничего не перепутали, герр капитан?
– Абсолютно ничего! Кроме меня этим же рейсом вместе с тремя сотнями других пассажиров летели ещё девять человек, находящихся сейчас в Нью-Россе и Семигорье. Из них семь женщин и двое мужчин.
– Семь женщин! В это трудно поверить.
– Тем не менее это так.
– А н-нет ли среди этих семи Женни Миллер, моей сестры? – прошептал Винтерман. Его трясло, как в лихорадке, глаза светились неестественным болезненным огнём. О’Брайен чувствовал, что у него самого сердце готово выскочить из груди.
– Женни Миллер погибла при авиакатастрофе, – тоже переходя на шёпот, произнёс он. – Теперь я понял, почему мне казалось, будто я где-то видел вас. Те же светлые вьющиеся волосы, тот же взгляд, тот же подбородок, движения головы – всё, всё одно к одному. Вы похожи на…
– На кого?
– На свою племянницу Марту.
– Марта! Она жива?
– Да.
– О-о, бедная девочка!
Курт Винтерман потерял равновесие и, чтобы не упасть, опёрся о какую-то стойку; уголки его рта опустились, по щекам побежали крупные слёзы, в груди заклокотало. Найдя в себе силы, он привстал на коленях и протянул руки к собеседнику.
– О-о, герр капитан!
Они обнялись. Плакали оба – молча, по-мужски.
В полдень дождь прекратился, поднявшийся ветер разогнал тучи, вовсю засияло солнце, стало тепло, даже жарко, от палубы повалил пар – не прошло и получаса, как она стала сухой и горячей. Все грюненсдорфцы вышли наверх. Мужчины под руководством О’Брайена и Франца Розенштайна возобновили подготовительные работы для ремонта корабля.
В два часа пополудни с берега вернулся Томас. С собой он привёз гранатомёт, искорёженный взрывом пушечного снаряда, три автомата, два пистолета и бинокль.
– А где Серж? – спросил капитан.
– Он продолжает поиски отца, но дождь замыл следы, и ничего такого, за что можно было бы ухватиться, мы пока не нашли. Ну а я прибыл, чтобы доложить о ходе поисков. Всё это, – он показал на оружие, сваленное на палубе, – мы подобрали возле опушки леса. Там же лежат четыре трупа коммандос. На опушке мы видели и собаку с раскроенным черепом. Это Казбек её так – подкова хорошо отпечаталась.
Томас замолчал, что-то обдумывая и переминаясь с ноги на ногу, затем продолжил:
– Самое интересное в том, что в лесу мы обнаружили ещё одну собаку, тоже мёртвую. У неё разорвано горло, и были другие раны, нанесённые, по всей видимости, клыками.
– Вы думаете, что её загрыз Тарзан? – спросил О’Брайен.
– Больше некому. Схватка между ними была ещё та! Пока они катали друг друга, такого кругом наворочали, даже дождь не смыл всего. Они дрались в зарослях папоротника и мелколесья. Там остались целые куртины примятого, сломанные кусты, клочья шерсти разного цвета: коричневого – от мёртвой собаки, и чёрного – от нашего Тарзана. Но самого его нигде нет! Мы уж звали его, звали – не откликается.