Под одной крышей
Шрифт:
Интересно, кто фотограф, но я не могу найти подпись. Скорее всего, это какой-нибудь голодающий выпускник Джорджтаунского университета. Они вложили душу в эту серию в надежде, что её купит кто-то, кто ценит искусство, а вместо этого вот она. Принадлежит полному засранцу. Держу пари, Лиам даже не выбирал их. Наверняка они были для него просто вычитаемой из налогов покупкой. Может быть, он решил, что в долгосрочной перспективе хорошая коллекция — это так же хорошо, как дивиденды от акций.
— Мне нужна подпись, — говорит мне парень из UPS8, когда я открываю дверь. Он жует жевательную резинку и выглядит лет на пятнадцать. Я
Уильям К. Это почти мило. Я ненавижу это. — Нет.
— Он дома?
— Нет. — К счастью.
— Он ваш муж?
Я смеюсь. Потом ещё смеюсь. Потом я понимаю, что парень из UPS смотрит на меня так, будто я злая ведьма Запада. — Эм, нет. Извините. Он мой… сожитель.
— Точно. Вы можете расписаться за своего сожителя?
— Конечно. — Я потянулся за ручкой, но моя рука замерла в воздухе, когда я заметила эмблему FGP Corp на конверте.
Я ненавижу их. Даже больше, чем я ненавижу Лиама. Мало того, что он делает меня несчастной, сидя дома и подстригая газон в семь тридцать утра в единственный день недели, когда я могу выспаться, так он ещё и наносит мне оскорбления, работая на одного из моих профессиональных врагов. FGP Corp — это один из тех огромных конгломератов, которые продолжают создавать экологические проблемы — кучка чересчур образованных чуваков в костюмах за 7 тысяч долларов, которые распространяют биотоксины по всему миру, совершенно не заботясь о коричневых пеликанах (и обо всем будущем человечества, но лично я больше привязана к пеликанам, которые ничем этого не заслужили).
Я смотрю на толстый почтовый пузырчатый пакет. Стал бы Лиам расписываться за конверт EPA от моего имени? Сомневаюсь. А может, и подписал бы. Потом он привяжет его к красным воздушным шарикам, которые предоставил его приятель Пеннивайз, и будет смотреть, как он исчезает в закате. Я уже на 73 % уверена, что он прятал мои носки. У меня осталось четыре одинаковых пары, ради всего святого.
— Вообще-то. — Я делаю шаг назад, улыбаясь, упиваясь собственной мелочностью. Хелена, ты бы так гордилась. — Мне, наверное, не стоит расписываться за него. Наверняка это федеральное преступление или что-то в этом роде.
Парень из UPS качает головой. — На самом деле нет.
Я пожимаю плечами. — Кто сказал?
— Я. Это буквально моя работа.
— Которую вы выполняете великолепно. Я улыбаюсь. — Но я всё равно не распишусь за конверт. Не хотите ли чашечку чая? Бокал вина? Cheez-Its?
Он хмурится. — Вы уверены, что не хотите? Это экспресс-доставка. Кто-то заплатил кучу денег за доставку в тот же день. Возможно, это действительно срочное дерьмо, которое понадобится Уильяму К., как только он вернется домой.
— Точно. Ну, это похоже на проблему Уильяма К.
Он присвистнул. — Это жестоко. — Он звучит восхищенно. Или просто напуган. — Итак, что не так с бедным Уильямом К.? Он оставляет сиденье унитаза поднятым?
— У нас отдельные туалеты. — Я размышляю над этим. — Но я уверена, что оставляет. В очень отдаленном случае я буду пользоваться его туалетом.
Он кивает. — Знаете, когда моя сестра училась в колледже, у неё был сожитель, которого она ненавидела. Я говорю о войне. Они орали друг на друга всё время. Однажды она написала целый список всего, что она ненавидела в нем, на своем телефоне, и это обрушило её приложение "Напоминания". Настолько длинным он был.
О-о-о. Звучит знакомо. — Что с ней случилось?
Я скрещиваю пальцы, чтобы ответ не был: "Она отбывает пожизненное заключение в ближайшем исправительном учреждении за то, что сбрила его волосы, пока он спал, и сделала татуировку "Я плохой человек" на его коже головы". И всё же, то, что в итоге говорит парень UPS, в десять раз более тревожно.
— Они собираются пожениться в июне следующего года. — Он качает головой и отворачивается, взмахнув рукой. — Только представьте.
*****
Мне снится концерт — плохой концерт.
Больше шума, чем музыки, на самом деле. Такое немецкое электронное дерьмо 70-х, которое Лиам держит на виниле и иногда включает, когда кто-то из его друзей приходит поиграть в видеоигры с шутером от первого лица. Это громко, отвратительно и раздражающе, и это продолжается, кажется, часами. Пока я не проснусь и не пойму три вещи:
Во-первых, у меня ужасно болит голова.
Во-вторых, сейчас середина ночи.
В-третьих, шум — это обычный шум, и он идет снизу.
Думаю, грабители. Они вломились. Они даже не пытаются вести себя тихо — у них наверняка есть оружие.
Я должна выйти. Звонить 911. Я должна предупредить Лиама и убедиться, что он…
Я сижу, нахмурившись. — Лиам. — Но конечно.
Я вскакиваю с кровати и топаю из своей комнаты. Я уже на полпути вниз по лестнице, когда до меня доходит: мои локоны разметались, на мне нет лифчика, а мои шорты уже были слишком малы пятнадцать лет назад, когда моя средняя школа выдала их бесплатно как часть формы для игры в лакросс. Что ж. Жаль. Лиаму придется смириться с этим и с моей футболкой "Планеты Б не существует". Возможно, это его чему-то научит.
К тому времени, как я доберусь до кухни, я подумываю о том, чтобы, нажав на кнопку мегафона, подкрадываться к нему, пока он спит, каждую ночь в течение следующих шести месяцев — Лиам, ты знаешь, который час? — вспыхиваю я. — Что ты вообще…
Я не уверена, чего я ожидала. Определенно не обнаружить содержимое холодильника, загромождающее каждый дюйм прилавка; определенно не увидеть Лиама, намеренного расправиться со стеблем сельдерея, как будто он украл его парковочное место; определенно не увидеть его голым, очень голым, от пояса и выше. У клетчатых пижамных штанов, которые он носит, низкая посадка.
Очень низкая.
— Не мог бы ты что-нибудь надеть? Например, шубу из кожи тюленя или что-то в этом роде?
Он не прекращает резать сельдерей. Не смотря на меня. — Нет.
— Нет?
— Мне не холодно. И я здесь живу.
Я тоже здесь живу. И я имею полное право не смотреть на эту кирпичную стену, которую он называет грудью, на моей собственной кухне, которая должна быть успокаивающей средой, где я могу переваривать пищу без необходимости пялиться на случайные мужские соски. Тем не менее, я решаю оставить этот вопрос и задвинуть его на задворки сознания. К тому времени, когда я буду готова переехать, мне в любом случае понадобится терапия. К чему ещё одна травма? Сейчас я просто хочу снова заснуть. — Что ты делаешь? — спрашиваю я.