Под открытым небом. Проза в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
Нет! Так не пойдет! – опомнился он. – Нас же загрызут, сплетни пойдут. Надо сразу: в загс – и всё! Один раз!.. Навсегда».
Поразмыслив немного, решил, что разговор с Руфиной должен состояться после защиты. А до того – ни слова…
XX
Письмо от Руфины Александр получит только через три недели. Она не сразу решилась его отправить. А он пока в командировке на Грозненском химическом заводе, куда прибыла целая делегация для подведения итогов соревнования между двумя нефтехимическими предприятиями.
Грозненский завод – флагман подотрасли. Ковальский постарался все четыре дня пробыть в цехах. Впервые увидел цех, похожий на тот, в котором теперь работал, построенный по схожему проекту.
Поразило одно обстоятельство. Здание полностью раскрыто. Нет кирпичных стен. Построили его когда-то по проекту, предусматривающему кирпичную кладку. Впоследствии заводские специалисты выбрали, где надо, кирпич, укрепив каркас металлическими балками. Разумеется, предварительно всё согласовав с проектным институтом. При наличии в аппаратах и трубопроводах огромного количества лёгкого взрывоопасного газа под давлением до восьмидесяти атмосфер – это существенно.
Он посмотрел чертежи на раскрытие, состояние оборудования. В ветреную и дождливую погоду на этажерках неуютно. Но и меньше опасности. Конечно, морозные и снежные зимы в Поволжье всё усложняли в разы, но можно кое-что предпринять.
Он знал, как часто возникают аварийные ситуации, способные уничтожить весь цех. А если нет стен – можно при взрыве лишиться только части оборудования и избежать человеческих жертв.
…На заводскую планёрку, которую вёл главный инженер, пригласили и делегацию, побывавшую в Грозном. Делились впечатлениями. Ковальский доложил об увиденном и закончил вполне конкретным предложением:
– Как работник, знающий опасность цеха изнутри, предлагаю, несмотря на наши климатические условия, в ближайший капитальный ремонт раскрыть цех. Не принимать мер нельзя…
– А мы принимаем. И вы – первый их активный исполнитель. Я имею в виду отсечную японскую арматуру, позволяющую нажатием одной кнопки за пятнадцать секунд остановить систему и затем вытравить газ в атмосферу, – уверенно проговорил главный.
– Да, – согласился Ковальский. – Но это не спасёт, если аппарат или трубопровод разорвутся в помещении…
– Ну, все страхи сразу в одну кучу. Довольно. Вот если будете тянуть с установкой арматуры, мы с вас спросим. Цех смонтирован по проекту согласно действующим нормам. Надо будет – раскроем. Садитесь. Спасибо.
«Деловито утопил серьёзнейшее предложение. Сам-то понимает, что делает?!» – возмущался про себя Александр.
Вернувшись в цех, Ковальский составил отчёт о командировке, где особо подчеркнул преимущества раскрытого цеха.
Подумав, тут же написал и служебную записку на имя директора завода.
«Немного строптиво выглядит, но мы с Румянцевым уже были в роли несостоявшихся по чистой случайности жертв взрыва. Иное мое поведение просто нелогично».
…Прошёл месяц. Он дважды, минуя главного инженера, пытался попасть к директору. Не смог. Что оставалось делать, как не поспешить с установкой отсечной пневматической арматуры?
И Николай Румянцев был ему в этом первый помощник. Ковальский вывел его работать днём и они вместе с контрольно-измерительной службой трудились с утра до вечера.
Как Альберт Исаевич наметил разговор, так и повёл его.
…Руфина расположилась за столом (он намеренно её посадил, зная, что будет непросто). Стоя у окна и глядя невидящими глазами на улицу, изложил всё по пунктам, методично и с расстановкой.
Он дал себе слово – только сухой, рациональный слог. Но под конец всё же не сдержался:
– Очень жалею, что, когда мы встретились, я был уже женат… Лишь при этих словах повернулся к ней лицом и увидел слёзы.
Он не решился подойти. Не знал, какие это слёзы. Что значат? И Руфина не подошла к нему. Только встала из-за стола и молчала. Его предложение оказалось полной неожиданностью.
Он молча прошёл мимо неё и тихо прикрыл за собой дверь. На другой день в той же комнате они, сидя за столом, тихо разговаривали.
После недельного отсутствия она появилась на кафедре и ответила Бахраху согласием.
Словно боясь, что уступит Ковальскому, сжигала за собой все мосты…
Запоздало получив от Руфины страшное письмо, Ковальский бросился на переговорный пункт. Не дозвонившись, рванулся в Москву.
…Александр нашёл её в институте. Встреча произошла на следующий день после того, как она дала согласие Бахраху на брак.
Говорили мало. Оба плакали. Руфина навзрыд. Он молча, давясь слезами и стыдясь своей слабости. Не было ни обвинений, ни упрёков. Была общая беда…
…Вернулся он из Москвы с потемневшим лицом. Суслов не на шутку перепугался: не заболел ли?
От Александра крепко пахло спиртным…
«Не пил же всю дорогу так, чтоб его было не узнать?» – качал головой Суслов.
Выпив стакан водки, Ковальский лёг в постель.
– Где красота и безоглядная любовь, там хаос. Что и требовалось доказать, – изрёк Суслов, отходя от кровати.
– Иди к лешему, философ нашёлся…
Ковальского мутило!
Проспал он ночь и половину следующего дня. Из общежития не выходил двое суток. Спас Ковальского от прогулов Суслов. Своей рукой написал от его имени заявление на недельный отпуск без содержания. Жалко приятеля. Он искренне полагал, что так нельзя: «Мужику тридцать, а убивается, как первокурсник».