Под открытым небом. Том 2
Шрифт:
– Да, решили, что у нас останется дружба…
– Дружба? Какая же одна только дружба промеж мужика и бабы? Придумал тоже… Найди себе бабёнку, чтоб любила тебя, и женись, а то пропадёшь…
…Они о многом поговорили, хотя материнские её простые советы иногда забавляли. Но он не возражал. Боялся обидеть.
И Александру стало легче на душе. Умела Катерина засветить светлый лучик…
…Ковальский и Суслов, оживлённо о чём-то беседуя, идут по
– Братцы-кролики, не узнаёте? – От газетного киоска к ним важно шагнул Свинарёв. Подмышкой – голубенькая папка.
– А, Колюнчик! – быстро отозвался Суслов. – Где пропадаешь? Не видно-не слышно.
– Я сейчас в городском комитете народного контроля. Жена в роддоме. Дел невпроворот, – солидно пояснил Свинарёв.
– Женился? – вполне натурально удивился Суслов.
– Вот ты даёшь! Жена уже дочь родила. Полгорода знает.
– Поздравляем! – протянул руку Ковальский. – Нормально всё в семье?
– Было хорошо, но сегодня мне сюрприз преподнесла…
– Какой?
– Говорит, когда выпишусь и приду домой, тебя чтоб там не было. Видали, что делает? Я у них с мамашей живу, в их квартире. Вот и фасонит.
– А чего она так тебя? – поинтересовался Суслов.
– Не сложилось, а так, вроде, ничего… Только разок сказала: «С тобой, жеребцом, жить тошно». Чего так?.. Я, правда, не удержался, с одной лаборанточкой кобельнул, пока жена в роддоме. Но она никак не должна была узнать.
– Значит, снова в общежитие?
– Может, и так. Она – настойчивая.
Когда уже расходились, Суслов вспомнил:
– А фамилию-то сменил?
– Конечно! Как же! У меня слово с делом не расходится.
– И как ты теперь прозываешься?
– Фамилия-то?
– Ну, да!
– Красивая – «Старчевский»!
Суслов громко хохотнул.
Когда же новоявленный Старчевский выдержанной солидной походкой, мелькая в толпе голубенькой папкой, зашагал своей дорогой, Владимир не удержался:
– Он там про жеребца какого-то говорил? Мне припомнилось:
Я бы мог сказать, что глуп он, словно мерин,Но лошадь обижать я не намерен!Владимир любил классиков. А Ковальский – ещё и лошадей. Они дружно рассмеялись.
– Владимир, ты два раза подряд не ночевал в общежитии, где пропадаешь? У Леночки?
– Нет, не у Леночки, – нехотя отозвался Владимир.
– А где?
– У Татьяны. Помнишь, мы с тобой как-то заходили в музыкальное училище? Я тебя знакомил.
Александр вспомнил крупную уверенную брюнетку.
– Она, кажется, замужем?
– Была. Года два назад мужа, строителя, убило плитой.
– Дети есть?
– Сыну четыре
– И одним махом всё устроил себе? – не выдержал Александр.
Владимир молчал, но недолго:
– Каждый выбирает по себеЖенщину, религию, дорогу.Каждый выбирает по себеДьяволу служить или пророку.Стихи прозвучали неожиданно. Лицо Владимира было непроницаемо.
«Что это с ним? – содрогнулся Ковальский. – За этим кроется что-то серьёзное?»
Для многих на заводе Суслов – «свой» парень, добродушный и непритязательный. Но Ковальский-то знал ему цену.
Суслов переживал, что продвижение по службе у него не столь удачно, как у Ковальского. Часто беды у человека бывают оттого, что не знает он, где его место и какова цель. Суслов понимал, чего хотел. Он признался однажды Ковальскому:
– Я знаю свой потолок, за тобой не угнаться. Но главным инженером когда-нибудь могу стать.
«В чём же теперь дело? Перестал верить в себя?» – недоумевал Александр.
Ковальский решил поговорить с Владимиром чуть позже, в более подходящей обстановке, не на улице…
Они шли молча. Каждый думал о своём.
Когда уже подходили к общежитию, Владимир обронил:
– Только не ровняй меня со Свинарёвым, я немножко другой.
Ковальский не нашёлся, что ответить.
XXII
Сразу после ноябрьских праздников Ковальского назначили заместителем начальника цеха.
Ушёл с предприятия главный инженер. Вместо него «дирижировать», так на совещании выразился директор, поставлен бывший теперь секретарь парткома Белецкий. Партийный комитет завода возглавил Новиков.
Для многих это было неожиданно. Но не для Ковальского. Сам Новиков, сидя в одном кабинете с Александром, тряхнув головой, несколько раз произнёс: «Судьба играет человеком…».
Но Ковальскому казалось, что Новиков-то как раз по характеру более партийный работник, чем цеховой технолог. Вся его сознательная жизнь связана либо с комсомолом, либо с партийной и общественной работой. Сам Александр при любой возможности «жался», как он говорил, к «заводской трубе», сделав это нормой поведения. На заводской площадке, в цехе ему всегда интересней.
Место Ковальского занял бывший начальник смены такого же цеха, только другой очереди завода, Дмитриев, который чудом уцелел при взрыве в 1964 году.