Под открытым небом
Шрифт:
– Очень приятно видеть тебя здесь… И снова в форме, – делает вывод больше для себя, когда внимательно проходится по моей фигуре любопытствующим взглядом.
Представляю, что ее нет, и невозмутимо продолжаю свою растяжку. Сара явно слепая, раз не замечает, что мне глубоко плевать на ее внимание.
Она рада меня видеть? Увольте. Ей бы лишний раз поиздеваться и уколоть меня моим же провалом в самое чувствительное место. Идиотка становится ко мне вплотную, опираясь спиной на станок, тыча в меня своим тонким, длинным пальцем.
–
Слышу, как несколько ее дурочек прыскают со смеху.
– Бывшая балерина и шест для стриптиза – оригинальное сочетание, – язвит эта стерва.
Я как могла себя сдерживала, но она сама напросилась. Выпрямляюсь и, оборачиваясь к ней, выстреливаю:
– У тебя все? Или еще есть надежда, что в твоей голове осталась хоть какая-то капля здравого ума? Потому что твои крошечные, жидкие мозги, внезапно вытекли в неизвестном направлении, а губы в виде куриной задницы, – комично поджимаю свои, изображая ее рот, – едва поспевают промямлить очередное вылетающее из них дерьмо…
– Всем доброе утро!
Входит в класс мистер Эриксон, и, к сожалению, я не успеваю выплеснуть ей в лицо все то, накопилось за долгое время и со смаком вертится на моем языке. Жаль, эта кукла заслуживает большего унижения.
Что, не ожидала? Вижу, как в глазах Сары плещется ни то удивление, ни то испуг. До меня доносится лишь слово «сучка», а затем, резко развернувшись, она ковыляет через весь зал на своих пуантах к только что вошедшему балетмейстеру. Подлиза.
С облегчением понимаю, что скоро начнется занятие и я, наконец-то, абстрагируюсь от всего.
– Джиа, – внезапно громко произносит мистер Эриксон, когда завязываю пуанты, привлекая к себе внимание остальных. – Рад вновь видеть тебя здесь.
– И я рада, – широко улыбаюсь ему в ответ.
– Давайте начинать, – поглядывает на свои часы.
За фортепиано уже сидит наш аккомпаниатор мисс Борджи, готовая к воспроизведению вступительного поклона.
– Приступим к нашей разминке у станка, – объявляет после приветствия обыденным голосом мистер Эриксон, и каждая расходится по своим местам.
Я стараюсь держаться подальше от всех, с остальными девочками у меня приятельские отношения, но для моего внутреннего успокоения просто необходимо представить, что я одна в этом огромном балетном классе.
Мистер Эриксон проводит урок в своей обыденной форме педагога, произнося наполовину балетные термины и названия упражнений на французском языке. Одетый в повседневные черные брюки и легкую светлую рубашку, изображает вполноги движения в своей профессиональной манере балетмейстера-репетитора. Он работает не без помощи своего ассистента – ученицы, демонстрирующей наиболее верное изложение танцевального материала.
После упражнений на станке мы плавно переходим работать на середину зала.
Экзерсис на середине считается более сложным
Спустя какое-то время мы снова оказываемся на середине зала для того, чтобы привести разгоряченные мышцы своего тела в спокойствие и порядок. Прошло полтора часа, и это не предел. Раньше, когда я была в балетном составе театра, после экзерсиса шла отработка танцевального материала, сольные версии, партии с партнером или без него. Теперь меня это уже не касается. Поэтому, когда я собираюсь выйти из класса, непроизвольно бросаю взгляд на Сару, ухмылка которой так широко растягивается, что сразу напоминает мне образ Джокера из комиксов о Бэтмене. Буэ.
Глупая, не иначе.
Посмотрим, как долго она продержится на новом поприще. Помимо нее существует множество других более профессиональных и способных балерин.
Я собираюсь уже попрощаться с балетмейстером и незаметно выскользнуть из класса, как мистер Эриксон опережает меня:
– Джиа, зайди ко мне в кабинет после того, как переоденешься. Нам нужно поговорить.
– Хорошо, сэр… – остается мне только ответить.
Находясь в комнате для переодевания, меня вновь одолевают мысли о том, как быть дальше, ведь теперь я нахожусь в таком состоянии, к которому, видимо, стремилась – у разбитого корыта. И вообще, мне необходимо найти работу. Я не позволю себе проживать долгое время у Жаклин, это неправильно. К родителям я тоже не вернусь.
Тяжело вздыхая, надеваю светлые джинсовые шорты, белую футболку и любимые черные на толстой подошве кеды. Несколько ловких и быстрых движений пальцами рук – и мои длинные волосы завязаны на макушке. Прихватив свой рюкзачок с танцевальными принадлежностями, направляюсь в кабинет балетмейстера, предвидя, о чем пойдет наш разговор. О моем нынешнем положении в искусстве танца. Надеюсь, он не попросит меня оставить его классы.
От досады я прикусываю нижнюю губу и для приличия негромко стучусь, затем приоткрываю дверь кабинета и заглядываю:
– Можно?
– Конечно, Джиа, входи.
Мистер Эриксон сидит в своем кресле за столом и, не отрываясь от монитора, звонко печатает на клавиатуре.
– Садись, – предлагает мне, указывая на находящийся напротив него стул.
Нерешительно присаживаюсь, сминая в своих руках мешкообразную сумку с формой.
– Джиа, я позвал тебя не для того чтобы отказать в дальнейших занятиях. Тебе ведь известно, что ты одна из моих любимых учениц среди балерин. Прежде всего, я считаю тебя своей коллегой и профессиональной разносторонней…