Под открытым небом
Шрифт:
Осматриваюсь и понимаю, что оказался в следующем зале, который ничем не отличается от предыдущего. Повсюду огромные зеркала и трое взрослых мужчин, вальяжно раскинувшихся на своих сидениях в центре за столом. Я уже знаком с представителями жюри, поэтому ни один из них не удивлен моему присутствию.
Подкрадываюсь к длинному столу и стараюсь не отвлекать от просмотра важных персон своим появлением.
Пол Томпсон – он же хореограф-постановщик моих будущих выступлений по городам. Бред Харрис ответственный за вокалистов, и третий тип – Томас Линн – главный менеджер всего шоу. Собственно, они занимаются
С Томасом я познакомился пару недель назад на встрече, которую организовал Стив, где мы обсуждали некоторые технические и сценографические моменты. С Полом и Бредом – совсем недавно.
После немого приветствия и быстрого пожатия рук, я присаживаюсь удобнее на стул, который тут же подставляет мне рабочий персонал.
Поерзав на месте, я только сейчас заметил, что перед нами в полной тишине молодой парень демонстрирует растяжку своего тела. Неплохо, но как-то неуверенно с его стороны выглядит то, что он делает. Взглянув на Пола, ситуация сразу же становится ясна: парня не возьмут.
Томас буквально улегся в своем кресле, сложа руки на груди и скрестив у лодыжек ноги. Когда он «клюет носом», я сразу же понимаю, что сукин сын уснул, прячась за своими очками-хамелеонами. Обращая внимание на их физиономии, невольно приходишь к выводу, что этот кастинг – полнейшая скукота. В исчерканном его листе ничего невозможно разобрать, но несколько галочек напротив некоторых имен все же имеются.
– Как обстоят дела? – интересуюсь у рядом сидящего Томаса, указывая на его каракули.
– Неважно, – потягиваясь и разминая шею, отвечает менеджер, в то время как хореограф Томпсон начинает выносить парню отрицательный вердикт. – Все какие-то однотипные, но не скажу, что плохо подготовленные. Не знаю, какие бриллианты среди них ищет Пол. Последние три часа он занимается ерундой вместо того, чтобы отбирать людей в твою команду.
– Следующий! – громко выкрикивает парень с той же надписью на футболке, как у типа, что сопровождал меня сюда.
Проходит около часа, а вышеперечисленное жюри толком никого не выбрало за это время. Потихоньку приподнятое настроение сменяется отчаянием.
Неужели на весь огромный Майами нет ни одного достойного представителя различных видов танцев, вокалиста с завораживающим голосом? Пробовались акробаты и музыканты. И меньшинству из них удалось нас впечатлить. Чуть позже Томас поделился со мной идеей, что было бы неплохо выпустить в начале шоу профессионального скрипача, которому пять минут назад было сказано заветное «да». Он бы мог здорово смотреться и гармонировать со мной в одном ритме. Мне понравилась эта идея, и я мысленно ухватился за нее. По крайней мере, такого перформанса я еще ни у кого не встречал.
Мое терпение на исходе, и я уже подумываю, как бы незаметно отсюда уйти, когда, спустя три секунды, следующий, кого я вижу, заставляет окончательно приклеить мою задницу к стулу. Сердце выскакивает из груди, а глаза – из орбит. Я уже молчу о свой челюсти, которая валяется где-то под ногами.
На середину зала как легкое дуновение перышка влетает моя танцовщица. Совершенно иная, в новом для меня обличии, не в балетной пачке, и одетая уж точно не для ночного клуба. На ней обычный черный на тонких лямках топ, открывающий
«Вот это я удачно заскочил», – все еще не верю своим глазам, когда продолжаю жадно разглядывать свою балерину.
Конечно, «свою», чью же еще? Даже думать не хочу о каком-то другом парне рядом с ней.
– Представьтесь, пожалуйста! – малозначительно интересуется у нее Пол.
– Джиа Саммерс, – громко и определенно.
«Джиа».
Теперь я знаю, как ее зовут. Пока моя душа поет, губы непроизвольно повторяют имя, и, кажется, я сказал его вслух. Немой вопрос о том, какого черта я здесь делаю, выразительно отражен в ее глазах, от чего на моем лице расползается довольная ухмылка.
Взгляд Джии распыляет во мне нечто такое, что не поддается объяснению. Лишь от одного ее облика я тяжело дышу, а сердце барабанит так, как после утренней пробежки.
Это приятное чувство, которое мне бы не хотелось отпускать.
Пока наши взгляды ведут свою беседу, в которой невооруженным глазом видна обоюдная заинтересованность, Пол прочищает горло и призывает ее начинать.
Зал наполняется незнакомой для меня классической мелодией, в приятной современной интерпретации. Даже здесь Джиа, сама того не подозревая, угадывает мои музыкальные предпочтения.
Спустя мгновение девушка начинает плавно двигаться. Мы наблюдаем за ней, как под гипнозом. Странно, она без пуантов и танцует совершенно по-иному.
Танцовщица передает и исполняет танец в чуждой для себя манере. Дело в том, что я видел ее выступление и репетицию в колледже, пусть и малую часть, но имею примерное представление, на что девушка способна. Ее движения не соответствуют ни одному из тех образов: дивы ночного клуба или же балерины. То, что она представляет в данный момент – нечто особенное, выражающее неизведанный протест и полную свободу духа. Джиа исполняет современную хореографию очень тонко и чувственно, ее лицо наполнено тоской, и в то же время излишней самоуверенностью. Я бы выразился о ней, как об отчаянном и одиноком воине, брошенном на поле боя, и не удивлюсь, если все именно так на самом деле.
Прикрыв глаза, представляю ее танцующей под звуки скрипки. В длинном струящемся красном платье, с оголенной спиной и босыми ногами, демонстрирующими прекрасный подъем ее стоп… Лишь единственный прожектор позволяет распознать движения и тончайшую фигуру артистки, отражая свой лунный свет в темноте зала. И где-то рядом с ней находится скрипач и его одинокая мелодия, звуки которой отчетливо доносятся до моего сознания.
Неожиданно сухие аплодисменты разрушают целостность моей воображаемой картинки, и, открыв глаза, я возвращаюсь в зал кастинга. Заметно, как тяжело вздымается грудь девушки, и опасно горят глаза, пока та стоит уверенно, надеясь услышать то, зачем сюда пришла.