Под покровом небес
Шрифт:
VII
Проспал весь день. Кит вернулась к ланчу, тихо вошла, разок кашлянула – вдруг проснется? – и отправилась есть без него. Проснулся уже чуть не в сумерках, чувствуя себя свежим и обновленным. Что ж, встал и медленно разделся. Набрал ванну горячей воды, долго нежился, побрился и стал искать свой белый банный халат. Нашел его в комнате Кит, а самой ее не нашел. На ее столе громоздились свертки с провизией, которую она закупила в дорогу. Товары по большей части были с черного рынка, «мейд ин Ингланд» и, если верить этикеткам, все произведенные по прямому заказу его величества короля Георга VI. Распечатал пачку печенья и принялся эти печенья поедать – одно за другим, с какой-то ненасытной
Между собой они давно решили гостиничный бар вниманием не баловать, потому что там всегда царило безлюдье. Теперь же, зайдя в эту полутемную крохотную комнатенку, Порт с некоторым удивлением увидел у стойки бара одинокого посетителя – грузного юношу с бесформенным лицом, хоть какую-то определенность которому придавала лишь неряшливая пегая бородка. Пока Порт усаживался у другого конца стойки, молодой человек задвигался и сказал с явственным британским акцентом:
– Otro Tio Pepe, [29] – и пододвинул свой стакан к бармену.
29
Еще порцию «Дяди Пепе» (исп.).
Порту представились прохладные подземные погреба в испанском городе Херес-де-ла-Фронтера, где когда-то его угощали хересом «Тио Пепе» 1842 года, и заказал то же самое. Молодой человек взглянул на него с некоторым удивлением, но ничего не сказал. Вскоре в дверях появилась крупная рыхлая женщина с землистым лицом и волосами, выкрашенными хной в огненный цвет, и с ходу подняла крик. Ее черные глаза – будто стеклянные, как у куклы, – ничего не выражали; их тусклую безжизненность подчеркивала поблескивающая вокруг них густая косметика.
Молодой человек обернулся к ней:
– Привет, мама. Ты лучше заходи давай, садись.
Женщина приблизилась к юноше, но не села. Взволнованная и возмущенная, Порта она, казалось, не заметила вообще. Ее голос был тонок и визглив.
– Эрик, мерзавец ты этакий! – кричала она. – Ты что, не понимаешь, что я тебя уже обыскалась? Что за поведение! И что ты там пьешь? Ты зачем вообще пьешь, после того, что тебе сказал доктор Леви? Несносный мальчишка!
Юноша на нее даже не взглянул.
– Не надо так визжать, мамочка.
Она бросила взгляд в направлении Порта и наконец увидела его.
– Нет, что ты там такое пьешь, Эрик? – снова пристала она к нему уже без надрыва, но по-прежнему напористо.
– Да это всего лишь херес, и очень даже вкусный. Не стоит так расстраиваться.
– А кто, по-твоему, будет оплачивать эти твои капризы? – Она уселась на табурет рядом с ним и стала рыться в сумочке. – Да будь оно все!.. Пошла, а ключ оставила, – сказала она. – Все из-за твоего неразумия. Теперь тебе придется впускать меня через дверь твоей комнаты. Я тут нашла одну мечеть, такая очаровательная, но вся обсижена малолетними поганцами, орущими как дьяволята. Просто грязные
– Otro Tio Pepe, – невозмутимо проговорил юнец.
Порт наблюдал; зрелище того, как человек низводит себя до уровня механизма, становясь карикатурой на самого себя, всегда оказывало на него гипнотическое воздействие. Сколь бы ни были сопутствующие этому обстоятельства нелепы или ужасны, такие персонажи забавляли его несказанно.
В обеденной зале обстановка была неуютна и официальна до такой степени, каковая может быть приемлема лишь при условии, что обслуживание безупречно; здесь это было далеко не так. Официанты пребывали в апатии и двигались как сонные мухи. Принимая заказы, с трудом понимали даже французов и, уж конечно, ни к кому проявлять любезность не испытывали ни малейшего желания. Английской парочке был выделен столик поблизости от того угла, где обедали Порт и Кит: Таннера не было, он где-то развлекал свою француженку.
– Вот они, вот они, – зашептал Порт. – Ухом к ним повернись. Но постарайся, чтобы на лице не отражалось.
– О! Он похож на Ваше в юности, – сказала Кит, низко склонясь над столом. – Ну, на того, который бродил по Франции и резал на куски детишек, помнишь?
Несколько минут помолчали, надеясь, что соседний столик доставит им какое-никакое развлечение, но матери с сыном, похоже, сказать друг другу было нечего. Наконец Порт повернулся к Кит и говорит:
– Да, кстати, раз уж я вспомнил: что все это значило – ну, нынче утром?
– А обязательно надо сейчас в это вдаваться?
– Да нет, я просто так. Спросил. Думал, может, ты объяснишь.
– Ты видел все, что можно было увидеть.
– Если бы я так думал, я бы тебя не спрашивал.
– Ах, ну неужто не понять… – раздраженно начала Кит и осеклась.
Она хотела сказать: неужто не понятно, я просто-напросто не хотела, чтобы Таннер узнал, что тебя всю ночь не было! Разве ты не заметил, как его разбирало любопытство по этому поводу? Неужто не видишь, что это бы дало ему тот клин, который ему так и хочется вбить между нами? Но вместо этого она сказала:
– Разве так необходимо это обсуждать? Ты как вошел, я тебе сразу все рассказала. Он приперся, когда я завтракала, и я отослала его в твою комнату, чтобы он ждал там, пока я оденусь. Разве я сделала что-нибудь неправильно?
– Это зависит от того, что ты называешь правильным, детка.
– Зависит, конечно, – скривившись, согласилась она. – А ты заметил – о том, что ты делал прошлой ночью, я так и не спросила.
– А что тебе проку спрашивать, все равно не узнаешь, – сказал на это Порт, нисколько не смутившись и даже с улыбкой.
– И не хочу знать. – Несмотря на все старания, ее гнев все же нет-нет, да и прорывался. – И ты тоже можешь думать что угодно. Мне абсолютно наплевать.
Скользнув взглядом по соседнему столику, Кит заметила, что громоздкая, неистово накрашенная тетка с нескрываемым вниманием ловит каждое слово их разговора. Заметив, что от Кит ее интерес не укрылся, дама тут же повернулась к юноше и разразилась собственным громким монологом.
– В этой гостинице, между прочим, необычайно интересное устройство водопровода: из кранов все время доносятся вздохи и клокотанье, как туго их ни закрути. Какие все же идиоты эти французы! Невероятно! Все как один дебилы. Сама мадам Готье мне говорила, что коэффициент умственного развития у них самый низкий из всех наций в мире. И кровь, конечно, жидкая: все идет в семя. Все полунегроиды-полужиды. Ты только посмотри на них! – И она произвела широкий жест, обведя им всю залу.