Под покровом небес
Шрифт:
Несколько раз попробовав чай на вкус, в конце концов она осталась им довольна и с видом торжественного священнодействия налила каждому по полной стопке. Только после этого она уселась поудобнее и начала прихлебывать свой.
– Сядь сюда, – сказал Порт, похлопав по матрасу рядом с собой.
Но девушка дала понять, что на том месте, где она сейчас, ей тоже вполне удобно, и вежливо его поблагодарила. Переключив свое внимание на Смаила, она вступила с ним в длительную беседу, во время которой Порт прихлебывал чай и пытался расслабиться. Его угнетало ощущение, будто не за горами рассвет – до него самое большее час или час с небольшим, – и они таким образом просто даром теряют время. Бросил озабоченный взгляд на часы – они остановились в без пяти минут два. Хотя нет, вроде идут. Но должно же быть уже гораздо позже! Тут Марния задала Смаилу какой-то вопрос, при этом бросив неуверенный взгляд и на Порта.
– Она хочет знать, слышал ли ты историю про Утку, Аишу и Мимуну? –
– Нет, – отозвался Порт.
– Goul lou, goul lou, [25] – глядя на Смаила, требовательно проговорила Марния.
– Жили-были в горах три девушки – почти что рядом с той деревней, где родилась и Марния. Их звали Утка, Аиша и Мимуна.
Как бы подтверждая это, Марния медленно кивала, не сводя огромных лучистых глаз с Порта.
– И отправились они попытать счастья в Мзаб. Почти все девушки с гор едут на заработки в Марокко, Тунис или сюда, в Аль-Джазаир, но больше всего на свете этим девушкам хотелось одного. Им хотелось напиться чаю посреди Сахары.
25
Давай, давай, рассказывай! (дарижа)
Марния продолжала кивать, хотя о продвижении сюжета истории могла судить разве что по названиям мест, которые Смаил произносил на туземный лад.
– Ага! – сказал Порт. Теряясь в догадках, будет история смешной или трагической, он решил быть настороже, чтобы в нужный момент изобразить реакцию, на которую, как видно, очень надеется девушка. Хорошо бы только история оказалась покороче.
– Да, вот так. А мужчины в этом Мзабе такие, что смотреть тошно. В общем, девушки танцевали в одном из заведений Гардаи, но очень грустили, и по-прежнему их мечтой было пить чай посреди Сахары.
Порт снова бросил взгляд на Марнию. Ее лицо было совершенно серьезным. Он опять кивнул.
– В общем, месяц идет за месяцем, а они все еще в Мзабе и им очень, очень грустно, потому что все мужчины там жутко страшные. Они там такие уроды, просто как свиньи. И денег бедным девушкам платят слишком мало, чтобы они могли уехать и чтобы им, значит, пить чай посреди Сахары.
Каждый раз после этого слова Смаил на мгновение приостанавливался. Он выговаривал его как «СаХраа», с яростным всхрапом на согласных, замыкающих первый слог.
– И вот однажды к ним туда заехал туарег – высокий, красивый, на прекрасном светлом боевом мехари; он поговорил с Уткой, Аишей и Мимуной, рассказал им о пустыне, о тех местах в ней, где он живет, и они слушали его с круглыми глазами. Потом он сказал: «Потанцуйте для меня», и они танцевали. Потом он занимался любовью сразу со всеми тремя, после чего дал серебряный реал Утке, серебряный реал Аише и серебряный реал Мимуне. А на рассвете туарег вскочил на своего хеджина и уехал на юг. После этого девушкам стало совсем грустно, мзабиты стали им еще противнее, чем были раньше, и думать теперь они могли только о высоком туареге, который живет в далеких неприступных песках Сахары.
Порт сунул в рот сигарету, прикурил. Но тут заметил на себе вопросительный взгляд Марнии и передал ей пачку. Она вынула оттуда сигарету, при помощи грубых щипцов изящным движением достала горящий уголек и приложила к кончику. Сигарета мгновенно раскурилась, после чего девушка передала ее Порту, взамен взяв его сигарету. Он улыбнулся. Марния еле заметно кивнула.
– И вот прошло много месяцев, а они все никак не могут заработать достаточно денег, чтобы уйти в Сахару. Серебряные реалы они сохранили, потому что все три девушки в этого туарега влюбились. А грустно им уже так, что и жизнь не в жизнь. Однажды они говорят: «А ведь мы можем так и кончить здесь свои дни – всегда в печали, так ни разу и не напившись чаю посреди Сахары. Так что надо нам уходить, путь даже без денег. Сложили они все свои деньги вместе (даже и те три серебряных реала), купили чайник, поднос и три стаканчика и взяли билеты на автобус до Эль-Голеа. Туда приехали уже совсем почти без денег, а те, что оставались, все отдали башхамару, который вел свой караван на юг, вглубь Сахары. За это он разрешил им ехать на его верблюдах. И однажды вечером, когда солнце совсем закатывалось за горизонт, караван добрался туда, где начались огромные песчаные барханы. Тут девушки подумали: «Ну вот, наконец-то мы посреди Сахары, пора затевать чай». Взошла луна, и все мужчины уснули, кроме караульного. Тот сидел среди верблюдов, играл на флейте… – (Это Смаил изобразил движениями пальцев у рта.) – Так что взяли Утка, Аиша и Мимуна свой чайник и поднос со стаканами и потихонечку, на цыпочках ушли из расположения каравана. Отправились искать самый высокий бархан, чтобы увидеть с него всю Сахару. Потом они собирались напиться там чаю. Идут, идут… Долго идут. Вдруг Утка говорит: «Смотрите, вон высокий бархан!» – и они идут туда и лезут на вершину. Тут Мимуна говорит: «А вон там – смотрите, какой высокий! Он гораздо выше, оттуда мы увидим все
Повисло долгое молчание. Понятно было, что это конец истории. Порт бросил взгляд на Марнию; продолжая кивать, она не сводила с него взгляда. Решив рискнуть, он позволил себе высказаться:
– Как это грустно, – проговорил он.
Она сразу же спросила Смаила, что сказал гость.
– L’waqt. Gallik muta’ ^aharam bzef, [26] – перевел Смаил.
Она медленно прикрыла глаза, продолжая кивать.
– Ei oua! [27] – сказала она, снова их открыв.
26
Время. Он сказал, поздно уже очень (дарижа).
27
А, это да (араб.).
Порт рывком повернулся к Смаилу:
– Слушай, уже очень поздно. Я бы хотел договориться с ней о цене. Сколько я должен ей заплатить?
Лицо Смаила сделалось возмущенным.
– Как ты можешь! Ты ведешь себя так, словно имеешь дело со шлюхой! Ci pas une putain, je t’ai dit! [28]
– Но если я останусь с ней, я ведь должен буду заплатить?
– Ну естественно.
– Вот я и хочу заранее договориться.
– В этом, дорогой, я тебе не помощник.
28
Она не проститутка, я жe тебе говорил! (фр.)
Порт пожал плечами и встал.
– Мне надо идти. Уже поздно.
Марния быстро переводила взгляд с одного мужчины на другого. Потом она произнесла пару слов очень тихо, так что ее слышал только Смаил; он нахмурился, но, делано зевнув, все-таки вышел из шатра.
Они лежали на ложе вместе. Девушка была очень красива, понимала его и слушалась, и все-таки он не доверял ей. Полностью раздеться она отказывалась, но все ее движения – в том числе и жесты несогласия – были изящны, к тому же она производила их так, что в них чувствовалось некое обещание, исполнения которого ему оставалось только дождаться. О время, время! Будь у него время, он, может быть, сумел бы добиться ее расположения, но нынче следовало удовольствоваться тем, что само собой подразумевалось изначально. Он лежал и размышлял об этом, глядя на ее невозмутимое лицо; вспомнив о том, что через день-другой ему ехать на юг, он внутренне попенял на обстоятельства и сказал себе: «Что ж, хоть какой-то кусок урвать…» Перегнувшись, Марния загасила свечу двумя пальцами. Секунду лежали в полном молчании, в кромешной черноте. Затем он почувствовал, как ее мягкие руки медленно обвили его шею, а на лбу ощутил прикосновение губ.
Почти сразу же в отдалении завыла собака. Какое-то время ее вой проходил мимо его сознания; потом он его услышал и расстроился. Какая все-таки неподходящая к моменту музыка! Вскоре поймал себя на том, что представляет себе, как на них молча смотрит Кит. Эта фантазия возбудила его, и мрачный вой больше не досаждал.
Не более чем через четверть часа он приподнялся и попытался заглянуть за одеяло, туда, где полог шатра, – нет, темнотища, не видно ни зги. Внезапно его обуяло острое желание выйти вон. Он сел на этой их тахте, начал разбираться с одеждой. Опять к нему протянулись две руки, обхватили за шею. Он с силой их от себя оторвал, наградив несколькими шутливыми шлепками. Вот снова. Но на этот раз рука была одна, вторая забралась под пиджак, он почувствовал, как она гладит его по груди. Какая-то неуловимая неправильность ее движений заставила его тоже сунуться под пиджак и накрыть ее руку своей. Его кошелек был у нее уже между пальцев. Он выдернул его и оттолкнул девушку, прижав к матрасу.