Под покровом тайны
Шрифт:
Больше всего он напоминал ей монастырь, в котором она была на экскурсии лет в пятнадцать. Отец тогда заметил полушутя, что принцесс, которые плохо себя вели, раньше отправляли в такие места для исправления. Похоже, судьба решила, что она вела себя очень плохо.
Забор, отделявший Покои от основной территории был скорее символическим, до пояса. Зато стена, отгораживающая Запретный Дворец от окружающего мира, возвышалась на добрых два, а то и три человеческих роста, в толщину будучи шире комнаты принцессы. Наверху, за железной оградой с решетками, по стене посменно выхаживали стражники, ночью с факелами для лучшей
Прогуливаясь мимо высокой стены, Элизабет машинально отслеживала взглядом симметричность кладки. Ритм камней завораживал, отключал мысли и позволял забыть, что она теперь пленница, пусть и с отменным уровнем содержания.
Поэтому когда в дальнем углу сада ритм вдруг дал сбой, она невольно остановилась и присмотрелась повнимательнее. Камни не отличались от других по цвету, но вместо геометрической симметричности они образовывали арку.
Выросшая в старинном замке, Элизабет прекрасно знала, что означают такие «неправильности».
Это была потайная дверь.
Теперь оставалось только найти, как она открывается.
Празднование Нового года в Хингском календаре приходилось на первое новолуние весны, поэтому постоянно передвигалось.
Весной считался тот момент, когда зацветала Императорская белая вишня, самой первой приходившей в себя после зимних заморозков. В этом году зима затянулась, и тысячелетняя вишня-патриарх выпустила розоватые лепестки только в середине марта. В последующую неделю резко потеплело, и дамы во Дворце вовсю разгуливали без шуб и теплых накидок, демонстрируя фигуры в полупрозрачных, но многослойных туниках, а иногда - о ужас!
– даже лодыжки. Разговоров только и было, что о праздновании Первого Дня Года, о фейерверках, которые в этом году обещали превзойти все виденное до сих пор, о летающих фонариках, представлениях, менестрелях, фокусниках, и конечно же, пиршестве, обеспечивал которое народу сам Император из государственной казны.
В каждом городе праздник организовывался с размахом, даже по деревням все старались как могли - ведь как встретишь Первый День, так весь год и проведёшь!
– но зрелищам, как в Бенджинге, не было равных во всем Хинге.
Элизабет уже давно распланировала вылазку. Пропускать такое праздненство и сидеть в комнате, как остальные мастерицы, она не собиралась. Некоторых девушек отпустили к семьям, живущим по соседству, но таким как она, издалека, поблажки не светили. Пришлось брать дело в свои руки.
Из обрезков ткани, оставшихся от скатерти для обеденного стола, она сшила штаны и рубаху. Мужские костюмы в Хинге особенно не отличались от женских, разве что цветом и тематикой вышивки. Простые полотняные штаны вполне сошли за заготовку под женский походный костюм, а если одеть их с белой рубахой навыпуск и жилетом с геометрическим узором, получится нейтральный костюм подростка. Такие по улицам больших городов сотнями бегают.
Оставалась проблема внешности. Волосы Элизабет по привычке замаскировала темным длинным отрезом ткани с узлом на затылке, а вопрос лица решила традиционная соломенная шляпа южных регионов Хинга - конус с широким основанием, удерживаемый на голове веревочкой. Ночью, если голову сильно не задирать, лица вообще не разглядеть.
Потайная дверь открывалась очень просто - надо было нажать на самый верхний камень в арке. Быстро и бесшумно полукруг кладки повернулся вокруг невидимой, вмонтированной в стену оси, а через пару секунд так же бесшумно вернулся на место за спиной Элизабет. Она оказалась за густым хвойным забором, невидимая прохожим и скрытая отросшими ветками кроны какого-то хвойного от бдящего над головой патруля.
Незаметно выбравшись из-под кустов, она смешалась в толпой и вместе с людским потоком двинулась вперёд, успев про себя заметить яркую вывеску трактира и фонтан со статуей неподалёку - чтобы вернуться, нужны ориентиры! Не ходить же потом утром вокруг всего Запретного Дворца в поисках потайной двери.
Город был ярко украшен к празднику. Тонкие шелковые разноцветные фонари уже горели, хоть ещё и не стемнело, но сумерки в Хинге спускались быстро и незаметно. Фонарщики прошлись с фитилями заранее, чтобы позже не отвлекаться от празднования. На балконах и между домами висели разноцветные бумажные гирлянды, из окон бросали конфетти и мелкую бумажную стружку - считалось, что быть обсыпанным бумагой приносило удачу и смывало сглаз. На улицах бродячие торговцы выставили переносные лотки, магазины тоже разложили торговые ряды - в праздники народ охотнее покупал питье, еду, украшения и игрушки. Вроде как не баловство, а привлечение удачи и благоденствия на весь год.
Элизабет бродила между людьми, не особо скрываясь. Никому дела не было до ее внешнего вида. В Бенджинге было несколько посольств, иностранные торговцы заглядывали регулярно, рабов и просто жителей самых разных национальностей было предостаточно. Это внутри Запретного Дворца она была белой вороной, учитывая тщательность отбора по знатности и чистоте крови, а на улице саксонка почти не выделялась в толпе.
Лин в эту ночь не праздновал.
Он был на задании.
Его заданием было мирное и спокойное празднование для всех в Бенджинге. Несколько сотен стражников, переодетых в обычную одежду, слились с толпой по всему городу, незаметно вычленяя из неё воров, мошенников и выпивших бузотёров, грозивших нарушить веселый беззаботный настрой населения, и препровождая их - кого в вытрезвитель, кого в тюрьму.
Прямо на глазах принца наглый, видавший виды профессионал невесомо подрезал шнурок, на котором висел увесистый кошель торговца сладостями. Есть леденцы и карамель в Новый Год было принято пригоршнями, чтобы жизнь была весь год сладкая, так что владельцы кондитерских в этот день буквально озолачивались. Кроме них, впрочем, эта примета больше никого не спасала. После вечера неуемного транжирства бедняки возвращались в свои лачуги, чтобы в следующем году снова потратить последние медяки на «верную примету».
Лин подался было вперёд, чтобы предупредить растяпу, но деревенский паренёк, вроде бы только что глазевший по сторонам, ухватил карманника за запястье и что-то прошипел ему в ухо. Преступник дернулся было, но парнишка держал крепко.
Тут незадачливый торговец обернулся. Увидев позади сцепившуюся парочку и собственный кошель у них в руках, он истошно заголосил.
– Грабят, люди добрые! Совести нету совсем, последнее отбирают!
– и попытался вцепиться в вышитый мешочек. Промахнулся, зато прихватил неповинного деревенского за рубаху и заорал ещё громче: