Под полной луной, Луной Бомбардировщика
Шрифт:
– Никаких “но”, - возразил Чалки.
– Мы возвращаемся домой.
– Нет, - сказал Отец Джон.
– Я так не думаю. Он протиснулся в кабину пилотов и приставил дуло пистолета к рёбрам Роба.
– Сажайте самолёт, мистер Хардинг. Посадите нас, где угодно. Вы уже достаточно сделали.
– В чём дело, Отец?
– сказал Чалки. Он хотел наброситься на этого человека, выхватить у него пистолет, но тот был слишком далеко.
– Похоже, наш новый священник - предатель, - сказал Роб. Он внимательно смотрел прямо перед собой, а не на пистолет у себя под боком.
– Я не предатель! Я пацифист. Голос священника дрожал от нахлынувших эмоций, но рука с пистолетом оставалась твёрдой.
– Я тот, кем должен быть: Человеком мира, каким и должны быть все добрые Христиане. Я не могу поверить, что мой Бог хочет смерти стольких людей. Я не могу поверить, что мой добрый и справедливый Бог одобряет это… безумие! Нет. Мне стало ясно, что Ад находится по обе стороны этой войны.
– Я поднялся на борт этого самолета, чтобы выполнить свой долг. Чтобы сорвать вашу миссию. Я отравил отца Алистера; я молюсь, чтобы он поправился. Я снабдил вас изменёнными картами, чтобы увести вас от цели. Пусть я всего лишь один человек, но сегодня я хотел остановить хотя бы один самолёт.
– Но ведь вы были на пороге смерти вместе со всеми нами!
– воскликнул Чалки.
– Я готов умереть, чтобы положить конец хотя бы части этого безумия, этого зла, - сказал Отец Джон.
– Церковь всегда укреплялась кровью мучеников.
– Кто до вас добрался?
– спросил Роб.
– Кого вы слушали?
– Моя совесть, - сказал Отец Джон.
– Хватит разговоров. Сажайте самолёт. Этой ночью было достаточно смертей.
– Как вы можете не верить, что Бог на нашей стороне?
– сказал Чалки.
– В самолёт вселился ангел!
– Ад полон падших ангелов, - сказал Священник.
– Больше никаких аргументов! Я буду поступать так, как велит моя совесть и мой Бог!
– Ты ошибаешься, - сказал Уриэль. Всё, что происходит, происходит с определённой целью.
И снова “Хэмпден” исчез, пока ангел показывал им видение, на этот раз о том, что Верхушка Нацистов делала в Дрездене этой ночью. Впоследствии Роб вспоминал лишь некоторые детали в своих самых страшных кошмарах. Кровь и ужас, резня и страдания, масштабы которых были почти непостижимы. Массовое истребление населения целого города ужасными и порочными способами, чтобы на время отворить врата Ада.
Для тех, кто ещё оставался в живых в городе, падающие бомбы стали благословенным избавлением. Для Нацисткой Верхушки, растерянной и застигнутой врасплох, это был судный день.
Отец Джон жалобно вскрикнул, когда видение исчезло, а “Хэмпден” вернулся. Он вывалился из кабины, пистолет выпал из его руки. Он опустился на колени, сжимая руки в кулаки, слёзы текли по его щекам.
– Простите меня! Я не понимал! Я не знал…
– Теперь ты знаешь, - сказал Уриэль.
Священный огонь вырвался из священника, вырвался из его глаз и рта, поглотив его изнутри. Он сгорел в одно мгновение, не в силах даже закричать, так как страшный жар высасывал воздух из его клокочущих лёгких. Всё, что осталось, - это обугленная и почерневшая фигура, свернувшаяся на палубе самолёта. Чалки вырвало, и он отвернулся.
– Зачем вы это сделали? Зачем вам понадобилось убивать его? Он же просил прощения!
– Покаяния недостаточно, - сказал Уриэль. Мы на войне.
– Почему вы не знали, что он предатель?
– спросил Роб.
– Я знал. Но всё должно быть так, как должно быть. Люди должны спастись или проклясть себя. Я могу только помогать в делах человеческих, но не вмешиваться.
– В этом нет никакого смысла!
– сказал Чалки.
Ангел молчал.
Чалки оглянулся на самолет. Половина фюзеляжа с левой стороны исчезла.
Огонь яростно полыхал. Но элементы силового набора ещё держались. Страницы Библии чернели и скручивались по мере сгорания. Сквозь прорехи Чалки видел проносящееся мимо ночное небо. Он ходил по самолёту от хвоста до носа, сбивая пламя, сбивая его обугленными и дымящимися кожаными перчатками. Жара внутри самолёта стала почти невыносимой. Его открытое лицо побагровело, а затем обгорело. Когда он почувствовал, что больше не может идти туда, в огонь и жар, ему пришлось отступить и встать рядом с пилотом. Роб сосредоточился на управлении и курсе, изо всех сил стараясь не обращать внимания на жару и вести “Хэмпден” вперёд.
– Что у нас с боеприпасами, Чалки?
– спросил он.
– Будет совсем нехорошо, если они перегреются.
– Боеприпасы!
– воскликнул Чалки.
– Если они взорвутся внутри самолета…
– Тогда лучше что-нибудь предпринять, - мягко сказал Роб.
– У меня тут и так дел по горло.
Чалки собрался с духом и заставил себя шаг за шагом погрузиться туда, в ужасный жар. Пока он не добрался до цинков с боеприпасами, сложенных под орудием Джеймса. Он хватал их своими обожжёнными руками и выбрасывал металлические ящики через дыры в левом борту. Любой из них мог взорваться в любой момент из-за невыносимого жара, но он не позволял себе торопиться, полный решимости сделать всё как следует. Он выбросил их все, а затем снял пушку с крепления и сбросил её вслед за ними - на случай, если под крышкой остались боеприпасы. Пошатываясь, он вернулся в нос самолёта. От густого дыма у него из глаз текли слёзы, он хрипел и кашлял.
– Молодец, Чалки, - сказал Роб.
– Мы уже над Ла-Маншем. Впереди побережье. Почти дом. “Хэмпден” доставит нас туда. Хорошая бандура.
– Уриэль… Уриэль?
– Моя власть над самолётом ослабевает, - сказал Ангел. Скоро я должен буду покинуть вас.
– Должно же быть что-то ещё, что вы можете сделать!
– сказал Чалки. Возможно. Последнее, маленькое чудо. Для двух хороших и храбрых людей, которые выполняли свой долг.
Хэмпден пролетел над побережьем, пронёсся над сельской местностью Англии, из последних сил движимый ангелом. Под полной луной, Луной Бомбардировщика. И огромная мерцающая дорожка серебряного лунного света внезапно появилась на земле внизу, указывая обратный путь, путь к аэродрому.
Роб громко рассмеялся и направил “Хэмпден” по светящейся лунной дорожке.
– Удачи вам парни, - сказал Уриэль. Да пребудет с вами Бог.
И в тот же миг Роб и Чалки ощутили, - ангел покинул их, и с ним исчезла наполнявшая “Хэмпден” энергия. Самолёт был просто самолётом.
Он скользил над сельской местностью Англии, ковылял, по направлению к аэродрому впереди. Мерцающая, сияющая дорожка держалась до самой последней минуты, до самого края взлётно-посадочной полосы, прежде чем окончательно исчезнуть.