Под прицелом
Шрифт:
И, тем не менее, потихоньку втягивались. Сначала – просто выходили в горы и по нескольку часов карабкались вверх по узким горным тропкам, чтобы добраться до вершины и там наконец дать себе немного отдохновения. Потом то же самое, но с грузом десять килограммов, двадцать… тридцать… А еще потом – и с полной боевой выкладкой, с автоматом или снайперской винтовкой, узкая тропа, по которой ходят только козлы, уходит из-под ног, от перегрузок и недостатка кислорода темнеет в глазах, и надежда – только на себя, страховку и свою группу. И надо дойти. Любой ценой – дойти.
Сейчас, на пятнадцатом километре, при максимально высоком темпе, чтобы как можно дальше уйти от места падения самолета, Араб понял, что они взяли ношу не по себе.
Что-то надо
Патроны? А отбиваться как, в случае чего? Прикладом? Сухпай и воду? Они и так съели двойную норму, чтобы облегчить груз, – лучше такой припас тащить в животе, а не на спине. НЗ все равно надо оставить, иначе можно не выйти из проклятых гор. Рацию бросить? Однозначно выбыл, не сдал, рация – это связь со штабом, со своими, это последний шанс, если обложат, как волков.
Бросать нечего. И тащить такую тяжесть тоже нельзя…
– Привал пять минут! – выдохнул Араб. – Иван, забери у Брата! Бес – охранение!
Хотя он и не был еще спецназовцем, не получил символ спецназа – черный берет и кокарду с черепом и костями, – но чутье у него уже было. И он понимал, что их уже гонят. А если и не гонят – то погонят в самое ближайшее время…
Свободные от охранения пацаны – а по большому счету они все еще были двадцатилетними пацанами, пусть и прекрасно подготовленными – растянулись на каменистой осыпи в тени чахлого кустарника, раскинув руки-ноги крестом и восстанавливая дыхание. Поза, наиболее способствующая быстрому восстановлению сил после предельных нагрузок. И все же Араб понимал, что всю эту дрянь они протащат максимум до ночи, а потом с ней что-то надо будет делать. Иначе они и сами не выйдут, и то, что взяли, достанется местным. Или британцам. Что это такое – Араб не знал, но подозревал, что североамериканский самолет сюда, в Афганистан, просто так не залетел бы…
– За этим перевалом – зеленка… – просипел Брат сорванным голосом.
Зеленка! Это и хорошо, и плохо одновременно. В зеленке они умели выживать даже лучше, чем на камнях, в зеленке ты невидим, как в воде, в зеленке сотня может искать одного и не найти. Уроки, полученные в приграничье, дадут им возможность выжить.
Но это в том случае, если они смогут идти тихо. А они тихо идти не смогут…
Решившись, Араб пополз к Бесяре, засевшему за валуном, – тот сейчас тащил рацию. Хрен с ним, надо вызывать своих. Пусть эвакуируют. В конце концов, он сошел с маршрута не просто так, не потому, что не захотел и не смог дальше идти. У него дополнительный груз, причем нешуточный. Возможно, разведданные, возможно, что-то еще. Что-то радиоактивное и смертельно опасное, судя по маркировке на контейнере. Это смягчающее вину обстоятельство, береты им, конечно, не дадут, но разрешат в следующем году пересдать на общих основаниях. А там они пересдадут, там будет проще – ведь они пойдут по второму разу, не по первому…
Раскрыв веер направленной антенны, Араб взялся за трубку…
– Араб вызывает Немого. Араб вызывает Немого. Белая стрела, повторяю – белая стрела.
– Немой на приеме! – отозвалась рация знакомым голосом, слышимость в этих новых аппаратах спутниковой связи была прекрасной, будто собеседник стоял рядом с тобой.
– Араб – Немому. Имею посылку, нуждаюсь в эвакуации.
– Немой – Арабу. Повторите.
– Араб – Немому. Вышел на место посадки птицы, забрал тяжелую посылку. Нуждаюсь в эвакуации.
В паре сотен километров отсюда Немой, он же старший инструктор Тихонов, недоуменно переглянулся с офицерами курса. Птица – на их сленге это самолет, посылка – груз или разведданные. Но какой там может быть самолет и какая там может быть посылка, в горах? Что это за чертовщина такая? Возможно, Немой заподозрил бы кого-то другого, что тот решил сойти вот так, не раскрывая в эфире истинных причин, но в Арабе он был уверен, шутить такими вещами Араб не будет. Кто угодно – только не Араб.
– Немой – Арабу. Доложи статус.
– Араб – Немому. Ухожу от места посадки птицы, хвоста пока не имею. Группа выбывших не имеет.
Странно, очень странно…
– Немой – Арабу. Новый сеанс связи через два часа, подбирайте площадку.
– Араб – Немому. Вас понял, конец связи…
Далеко от штаба южного центра подготовки сил специального назначения, на каменистом склоне Араб устало положил трубку. Два часа – надо идти. Лучше выждать в зеленке – и уходить оттуда же…
– Именем Аллаха приветствую вас в моем доме! – раздалось на чистейшем русском совсем рядом…
Серая хмарь облаков висела над Северным Туркестаном, накрывая золото полей уже вызревшего хлеба пеленой дождя. Здесь же, на высоте одиннадцать тысяч метров над землей, ярко, пронзительно ярко светило солнце, небо было не синим, а фиолетовым, иссиня-черным. И, словно распятый солнечными лучами, над влажным одеялом облачного покрова висел тяжелый четырехдвигательный самолет – воздушный командный центр с уродливыми горбами антенн по фюзеляжу. Чуть ниже, словно привязанные к нему невидимыми нитями, держались истребители эскорта.
В просторном чреве тяжелого самолета, переделанного из пассажирского аэробуса, как и всегда, было тепло, тихо, приглушенно горел свет, работали люди. Здесь не принято много и громко говорить, здесь в воздухе разлито напряжение, здесь шестнадцать операторов постов управления отслеживали всю оперативную обстановку в регионе, в том числе не только в Туркестане, но и в Северном Афганистане. Антенны самых разных видов отслеживали сотни целей на земле и в воздухе, непрестанно работали запросчики системы «свой-чужой», цели классифицировались по виду, государственной принадлежности, местонахождения, степени опасности. Опасные цели переводились на автоматическое сопровождение, данные о них сбрасывались на компьютеры штабов воинских частей Туркестанского регионального командования, уходили напрямую на средства поражения как воздушных, так и наземных целей, прикрывающие границу. Система получала данные отовсюду – от собственных радаров, от радаров пограничных дирижаблей, курсирующих над границей, от висящих в черном безмолвии космоса военных и гражданских спутников. И все эти водопады информации, обрушивающиеся на самолет разведки и управления, постоянно обрабатывались, складывались в единую картинку и выводились на большой общий монитор оперативной обстановки, расположенный в штабной каюте в хвосте авиалайнера. Там заседал штаб – но это не был штаб пятой ТБЭ, операторы даже не знали, кому и зачем они поставляют информацию. Хотя нет, если не знали, то догадывались, но предпочитали помалкивать. Их работа не для говорливых.
В штабной каюте заседали офицеры ГРУ во главе с начальником ГРУ, генерал-полковником Штанниковым. Константин Гаврилович, исполняя устное распоряжение Его Величества, спланировал и теперь лично контролировал ход операции «Северный ветер». Причем запланированная операция выходила за поставленные Его Величеством задачи – генерал-полковник решил не только не допустить ядерного испытания в Северном Афганистане, но и по возможности похитить подготовленное к испытаниям ядерное взрывное устройство. Согласно поступившим от агентуры ГРУ данным, североамериканцы планировали взорвать не обычное, а какое-то специфическое, обладающее уникальными тактико-техническими характеристиками устройство. Не попытаться его похитить и передать ученым для изучения было бы глупо. И генерал-полковник решил идти ва-банк, несмотря на возраст и рыхлую, совершенно негероическую внешность, он умел и любил рисковать.