Под псевдонимом Ксанти
Шрифт:
— В сорок первом — на Украине… — Щелки глаз Хаджумара сузились в гневе. — Вы тогда две недели гоняли нас, голодных, измученных, — остатки разбитого полка, по лесам и полям. Танки бросали на нас, авиацию.
— Мне очень хотелось вас заполучить, — признался Кильтман. — Это прозвучало бы символично: сражавшиеся в Испании друг против друга завершили спор на российской земле. Но вы выскользнули из мешка.
— Я тоже верил, что мы еще встретимся друг с другом. И это случилось.
— В сорок четвертом, — кивнул согласно головой Кильтман. — Об этом я узнал после войны. Но признайтесь: ваше решение встать у меня на пути было… авантюрой? Я мог сбросить вас в реку.
Хаджумар не стал возражать.
Генерал видел, что нельзя принимать такое решение, что это рискованно, но вновь и вновь крутил карту, заходил к ней с разных сторон, то смотрел издали, то низко склонялся к ней, но она неумолимо втолковывала: чуда не существует, не за что зацепиться. Примитивный подсчет тоже утверждал: не остановить врага, который чуть ли не в девять раз превышает по своим силам и огневой мощи его дивизию… Но почему Хаджумар медлил? Почему не мог произнести нескольких коротких фраз, после которых войска отошли бы в сторону и пропустили немецкие дивизии, уползавшие к границам рейха? Опыт, военная наука убеждали его: нет причин для оптимизма, а он никак не желал примириться с очевидным и отогнать наваждение, которое основано было лишь на ненависти.
Громкий голос радистки, сидевшей под деревом метрах в семи от генерала, отвлекал от мучительных поисков, мешал сосредоточиться. Хаджумар поднял голову, прислушался. Так и есть, раз Наташа насторожилась, отвечает сухо, сугубо официальными фразами, значит, у рации Корзин.
— Извиняюсь, товарищ Главный! — вырвалось у радистки.
— «Извиняюсь»? — загремело в рации. — Погоны-то есть у вас на плечах?
— Есть, товарищ Главный! Сержанту Котовой без погон никак нельзя!
— Я вас слушаю, товарищ Главный, — сказал Хаджумар.
— Говорю тебе открытым текстом. Противник отступает в направлении Кузово значительными силами. Приказываю — в соприкосновение не входить. Отойти на юг, к высоте 1417. Все ясно?
Хаджумар покосился на Наташу, которая машинально кивнула головой. «Вот и ей ясно, — досадливо подумал он. — Всем ясно. И генералу-пруссаку ясно, что Хаджумар сейчас отступит в сторону, пропуская его. Но неужели так и следует поступить — шаг в сторону, чтоб враг ненароком не зашиб?» Мамсуров почувствовал, как внутри стало закипать то самое чувство, что заставляет идти наперекор всему, даже логике.
— Знаете, товарищ Главный, чья армия перед нами? — спросил Хаджумар.
— Генерала Кильтмана.
— Того самого, что в сорок первом две недели преследовал нас.
— Ничего, он от нас далеко не уйдет.
— Вот и я говорю: мы его можем взять в мешок, — подхватил Мамсуров.
— Как это? — спросил Корзин.
— А просто: Кильтману необходимо стремительно форсировать реку, чтоб избежать окружения. Мы встанем у него на пути и…
— Ты не успеешь переправиться на тот берег.
— Зачем переправляться? Мы займем оборону на левом берегу.
— У Кильтмана танки, — закричал Корзин. — Он вас сбросит в реку.
— Не уверен, — возразил Хаджумар. — Он не ожидает, что мы пойдем на риск. Да и вы не дадите ему времени на подготовку удара.
— Чушь! — рассердился Корзин. — Твои кавалеристы устали, трое суток без сна… У Кильтмана девять дивизий. Значит, каждому из вас предстоит драться с девятью фашистами.
— Главный никогда не меняет своих приказов, — сказала будто сама себе Наташа, но так, чтобы ее услышал комдив.
— Товарищ Главный, не могу забыть сорок первый. Кильтман чувствовал тогда себя охотником, безнаказанно преследующим дичь. Теперь пусть сам испытает, каково дичи.
— Кровная месть кавказца?! — рассердился Корзин.
— Можете называть так.
— Без кавказских шуток, Хаджумар! — закричал Корзин. — Сейчас не сорок первый — зря рисковать не стоит. Приказываю в соприкосновение не входить!
Мамсуров покосился на Наташу, которая горестно покачала головой, неожиданно наклонился к самому аппарату и громко закричал:
— Куда вы исчезли, товарищ Главный? Я вас не слышу!
Наташа удивленно зыркнула на него отчаянными глазами и начала крутить ручку, но Хаджумар плечом слегка оттолкнул ее в сторону.
— Приказываю идти на юг! Приказываю идти на юг! — неслось из рации четко и громко. — Хаджумар, ты меня слышишь?
Наташа качнулась было к рации, готовая ответить, но Мамсуров удержал ее и, прижав палец к губам, приказал ей молчать, а сам закричал:
— Товарищ Главный! Почему молчите? Товарищ Главный!..
— Я вас слышу! Слышу! И приказываю вам отходить на юг! — надрывалась рация.
— Совсем не слышно, — пробормотал комдив. — Что у них могло случиться? — И выключил рацию.
— Согласно инструкции я обязана… — непреклонно начала Наташа.
— Ты не сделаешь этого. Я все беру на себя.
— Я слышала приказ.
— Он предназначен мне. — Хаджумар повысил голос. — Товарищ сержант, слушайте мою команду!
Наташа привычно вытянулась.
— Кругом! Три шага вперед, марш!
Наташа послушно выполнила приказ.
— Стоять смирно!
Из-за деревьев показался Крылов, вытянулся перед комдивом:
— Товарищ генерал, ваше приказание выполнено. В одиннадцать ноль-ноль все командиры полков и батальонов будут здесь.
— Прекрасно, — сказал Хаджумар и посмотрел на Наташу. — Товарищ сержант, включите рацию и передавайте шифровкой. — Он продиктовал ей: — «Члену военного совета фронта. Считаю возможным занять позицию на левом берегу реки и преградить путь отходящим дивизиям Кильтмана. Прошу поддержать это решение». Подпись моя. Повторите дважды.