Под сенью исполинов
Шрифт:
– Советую сразу кормить её парентерально. Или на челноке нет таких смесей?
Вика повертела головой, не сводя глаз с объекта предстоящей экзекуции. Рената раскрыла было рот, но передумала. Она тоже смотрела на узницу не отрываясь и с некоторой оторопью. Подошёл рассеянный Ганич, держа магнитные наручники. Умоляющий взгляд был очень красноречив.
– Нет, – прогудел Буров. – Я к ней не прикоснусь.
Ко взгляду теолога тут же присоединились ещё два. Только у этих хоть как-то получалось потревожить стену, выстроенную как раз для этих целей –
– Я надену на неё наручники, – произнёс Ганич. – Она мне как бы доверяет. Нужно только подержать её…
Буров замялся. И, видимо, руководствуясь поговоркой про ковку и железо, Ганич лихо открыл изолятор. Войдя, он и в самом деле спокойно обошёл девушку, завёл ей руки за спину, и активировал наручники.
– Просто… она сильно брыкается… – как бы оправдываясь, проговорила Виктория.
Буров вошёл, грубо отодвинул теолога и взял Милош за плечи. Соотношение тонкости рук девушки и хвата кистей инженера оказалось таким, что средним пальцем он коснулся большого.
Неясова и Грау, одна держа пищу, другая разжимая рот, принялись её кормить. Милослава хрипела, булькала, точно и не думала глотать помещённую на язык кашицу, отчего та самотёком направилась в горло. Спустя ещё дюжину ложек, когда казалось, что опасения были напрасны, Милош вдруг поперхнулась и её тут же вырвало. Нетронут оказался теолог, удивительным образом как бы участвовавший, но и в то же время нет. И Буров, которого вся эта процедура начинала раздражать.
Милош дали воды, но она и не думала пить – жидкость тут же оказалась на полу. Все последующие ложки с пищей теперь тоже не достигали цели. Вскоре Милослава начала дёргаться, достаточно ощутимо даже для Бурова, да ещё и громко мычать, пуская слюну.
Терпение Истукана оглушительно взорвалось. Он с силой швырнул повреждённую вглубь изолятора, за себя, вытолкал сердобольных кормильцев и молча принялся осматривать панель управления переборкой изолятора, занимая собой весь проём. Они что-то говорили ему, он не слышал. Только когда окончил осмотр, убедившись в исправности панели, обратил на них внимание.
– Как же так! Нужно же наручники снять! – охал теолог.
Буров отошёл в сторону и сложил руки на груди. Леонид Львович юркнул в изолятор и тут же вышел с наручниками.
– Переборку, – напомнил инженер, и тот, кивнув, нажал на панели управления соответствующий сектор. Прозрачный шлюз негромко щёлкнул, закрываясь.
Никто и не заметил, как в отсеке появился Бёрд. На его лице читалось сожаление – он понял, что опоздал. Видимо, шёл на помощь дамам и богослову. Эдакий паладин её величества.
– Неудачно? – зачем-то спросил он очевидную вещь.
Ответить ему не успели. Удар в переборку изолятора пришёлся настолько сильным, что вздрогнули все. Будто кто-то нечеловеческой силы швырнул бедолагу Милош в прозрачную преграду.
Милош теперь смотрела на них не так, как минуту назад. Вполне осмысленный взгляд перетекал с одного на другого, пока не дошёл до Майкла.
– Пришла в себя? – робко предположил Ганич.
Ответ ему дала сама узница. Она вдруг принялась изображать нечто, напоминающее лицевую гимнастику: раз за разом опуская нижнюю челюсть насколько это возможно, одновременно шевелила губами, бровями, ушами – словом всем что вообще могло двигаться на лице. И продолжала неотрывно смотреть на Бёрда.
Майкл неожиданно вздрогнул, словно сзади его кто-то ткнул в спину. Он тоже смотрел на Милославу. Казалось, он впал в транс: рот широко раскрыт, голова слегка набок, взгляд чуть исподлобья тускл. Гладкая кожа лица сделалась и вовсе похожей на пластмассу…
– Майкл?.. – коснулась его плеча Грау. Он не отреагировал.
Милош подняла руку. Оторвала взгляд от американца и воззрилась на собственную ладонь, точно видя её впервые. Не заметить в глазах удивление, перемешанное с брезгливостью, едва ли было возможно. Секунды три девушка просто шевелила пальцами, потом поднесла к ладони другую руку, и с её помощью соединила указательный палец со средним, а мизинец с безымянным. Получившуюся мнимо трёхпалую ладонь она немедленно приложила к поверхности перегородки.
Всё это время лицо её находилось во власти безумного театра гримас. Но стоило Милош сложить ладонь подобным образом, как бурное действо резко прекратилось. Она приоткрыла рот, медленно протиснула острый язык между рядами зубов, будто намереваясь утрированно произнести английское «thank you».
Но внезапно голубые глаза закатились и она без сознания рухнула на пол.
Бёрд, точно его держали до этого за горло, мгновенно сорвался с места и выбежал в коридор. За ним последовала Виктория, беспрестанно окликая. Остальные ошарашенно смотрели на распластавшуюся по мягком полу изолятора девушку.
– Знаете, что самое интересное во всей этой ситуации? – таинственно улыбаясь, сверху вниз спросил Буров. Рената и Ганич, ещё не отошедшие от увиденного, с вниманием вслушавшихся в историю детей посмотрели на него. – А то, что технических неисправностей переборки изолятора нет.
– То есть, – теолог сглотнул, – она каким-то образом…
– Её кто-то выпускал. Дважды, – Буров поставил точку в разговоре, точно обрубил клинком логики потянувшиеся было щупальца мракобесия, и зашагал в арсенал. Ему было глубоко плевать на всё произошедшее. Впереди его ждала работа с «Осами».
Выяснилось, что Бёрд-то был не лыком шит. Или Виктория была лучшим в мире психологом. За миг до своего бегства американец выглядел более чем паршиво. Казалось, ещё чуть-чуть, и он сам рухнет в обморок – настолько сильное впечатление на него произвело безобидное гримасничанье повреждённой. Впрочем, остальные тоже отчего-то впечатлялись. Им, видимо, впервые приходилось наблюдать слившихся. Имена повреждённых ведь тоже вписывались в основание постамента «Слившиеся с космосом», что в стольном Новосибирске.