Под шафрановой луной
Шрифт:
Так что туманным октябрьским утром в салоне Блэкхолла на столе, на креслах, на их спинках, ручках и на ковре были разложены образцы тканей всех мыслимых цветов и видов – тафта и органза, бархат и шелк, атлас и батист, сатин и тонкая шерсть, зеленые, нежно-желтые, голубые и розовые, малахитовые и сочно-голубые. В цветочек и орнамент пейсли, с каймой и в полоску, контрастную или близких оттенков. Вокруг были рассыпаны ленты и кружева, пуговицы, эскизы платьев и раскрытые журналы вроде «Парижской моды». Ангелина то и дело опускалась на колени, пролистывала страницы журналов, положив рядом отрезок ткани, бормотала что-то невнятное, прежде чем снова вскочить и лихорадочно
От прежнего их раздора давно не осталось следа.
– Знаешь что, Майя, – прошептала ей доверительным тоном Ангелина во время прогулки по городу, – хотя сбежать – ужасно романтично, это ни в какое сравнение не идет с большим свадебным праздником!
Это было единственным, что сказала Ангелина по поводу бракосочетания Майи и Ральфа.
Майя часто думала, что поверхностность, с какой Ангелина смотрела на жизнь, – тоже своего рода благословение. Тот, кто не взлетал на крыльях любви, не мог опалить солнцем перьев и разбиться, упав на землю. Сильные и непродолжительные влюбленности Ангелины всегда напоминали ее сестре поведение маленькой девочки, высшим счастьем для которой была кукла. Ее мир рушился, если игрушка теряла руку или глаз, но слезы немедленно забывались, если куклу чинили или покупали новую. Так что целая череда галантных джентльменов вытеснила Ральфа из памяти Ангелины, едва кончилось лето, когда он сбежал с Майей. Ангелина не сомневалась, что Уильям Пенрит-Джонс – лучший из всех мужчин, и по ее особой логике причин сердиться на старшую сестру не осталось.
У Майи же был совсем иной опыт приходящих и уходящих влюбленностей – когда стихали мощные волны этих океанов и отступали приливы, оставалась бесплодная пустыня. В ее жизни было трое мужчин, каждый из них в свое время завладевал ее сердцем и ее умом, и двое уже ушли. Остался Ральф, он пытался выкопать в пустыне колодец, надеясь изо дня в день добывать из него животворную влагу и разбить вокруг сад. Он писал жене нежные письма, с радостью делился новостями о падении Севастополя после года осады, об отступлении русских войск и о благосклонной оценке своей персоны на слушании в Лондоне. К собственному удивлению, Майя искренне обрадовалась, когда на прошлой неделе он ненадолго заехал в Блэкхолл с пышным букетом светло-алых роз. Может быть, еще не все потеряно, может быть, она вновь полюбит его. Когда-нибудь.
– Бледно-лиловый, – прервали ее раздумья вздохи Ангелины, и Майя вновь обратила свое внимание на сестру, которая, подержав на вытянутой руке квадрат шелковой тафты сиреневого цвета, взяла в другую руку новый образец ткани.
– Бледно-лиловый и светло-серый! Мама настаивает, чтобы до помолвки я носила полутраур! Оба оттенка убивают мой цвет лица! Я могу дополнить их только белым – но белые воротнички выглядят до ужасного просто!
Расстроенная, Ангелина бросила оба отрезка на пол. Майя улыбнулась.
– Мистер Пенрит-Джонс не отменит помолвку, если несколько месяцев посмотрит на тебя в цвете, который тебе якобы не к лицу! Уже весной ты снова сможешь носить все, что пожелаешь.
– Еще бы!
Голубые глаза Ангелины вспыхнули, словно сапфиры, она взяла журнал и зачитала вслух, подняв указательный палец:
– В шелке в следующем году модны будут сочные
Она мечтательно наморщила лоб, уронила журнал и принялась обеими руками копаться в куче тканей, прежде чем поднять следующий образец.
– Смотри, этот оттенок тоже есть в шелке. Очень мило, не находишь?
Но Майя не успела высказаться по этому поводу – Ангелина уже поднялась с пола и подошла к ней с очередным журналом в руках.
– Примерно так я представляю себе свадебное платье.
Она взволнованно указала пальцем на одну из детально прорисованных и нежно раскрашенных женских фигурок.
– Мама считает, десяти рядов оборок достаточно. Но как я могу согласиться на десять, если на такую огромную юбку нужно минимум двенадцать? В конце концов, замуж выходят всего раз, значит, можно спокойно покрывать бантами и кружевом все, что хочется!
– Мама уступит, – утешила ее Майя. – А несколько слов твоего любимого Уильяма, который и так уже читает по глазам любое твое желание, решат дело!
Майя была счастлива видеть, что в безжизненные глаза Марты вернулись следы былого блеска, когда в доме началась подготовка к помолвке и свадьбе. Организация праздников, поиск равновесия между изысканным вкусом и хорошим тоном с давних пор были сильной стороной их матери, ей явно доставляло удовольствие проглядывать каталоги с образцами и вместе с Ангелиной составлять списки столовых приборов и постельного белья, продумывать меню и обсуждать, кого из родственников и друзей пригласить.
– Тебе тоже не помешало бы что-нибудь новенькое, – буднично заметила Ангелина, оценивающе оглядев сестру.
– Зачем? – Майя опустила глаза на свое старое темно-синее шерстяное платье с белыми отворотами. Она с юности предпочитала спокойные, можно сказать, мрачные тона, и в предстоящие месяцы полутраура Марта позволила ей носить весь ее старый гардероб – платья синие и коричневые. Это вызвало бурный протест Ангелины, немедленно подавленный матерью, – среди многочисленных вещей в шкафу ее младшей дочери попросту не было ничего, хотя бы приблизительно отвечающего требованиям полутраура. И Ангелина безропотно покорилась судьбе, обрекшей ее на «бледно-лиловый и светло-серый».
– Оно уже совсем протерлось на швах, смотри! – Ангелина, обрисовав пальцем талию, вдруг просияла. – Раз мы уже в поиске, то можем заказать что-нибудь для тебя прямо сейчас. Еще два-три платья погоды не сделают! Я уверена, Уильям будет не против. Давай раздевайся, я быстренько сниму с тебя мерки!
Ангелина воодушевленно швырнула модный журнал в ближайшее кресло и сдернула с шеи мерную ленту.
– Ну?
– Прямо здесь? – Майя недоверчиво посмотрела на открытую дверь.
Ангелина закатила глаза, рукой на ощупь исследуя печенье на столике, которое покусывала Майя, читая.
– Не будь такой чопорной! В доме только семья и прислуга, никто на тебя не посмотрит!
С довольным видом она выудила последнее печенье с мармеладом со дна тарелки и засунула себе в рот.
– Давай же! – поторопила она Майю, жуя, и легонько топнула ногой.
Та со вздохом отложила книгу, встала и с помощью Ангелины выбралась из скромного синего привычного ей шерстяного наряда.
– Хазель сегодня утром куда-то торопилась? Почему у тебя так свободно зашнурован корсет? – ворчала Ангелина, пока старшая сестра стояла перед ней в одном белье. – Так не пойдет! Покрепче держись за каминную полку!