Под скорбной луной
Шрифт:
— Поездка была потрясающая! — пылко воскликнул он. — Самые прекрасные три недели в моей жизни!
— Да что ты? — Я откинулся на спинку кресла. — Чем там занимался?
— Мне дозволили наблюдать за всеми операциями, — начал Гарри, светясь от воодушевления. — Хирурги начинали прямо с утра, каждый день в восемь часов, и мне разрешали сидеть в амфитеатре до самого вечера. Заканчивали в половине седьмого. Никто против моего присутствия не возражал. Там девять врачей, работают они посменно, но за тремя я следил особенно — эти были самыми аккуратными, с научным подходом.
— Звучит интересно, — поддакнул я, стараясь добавить в голос энтузиазма.
— Нет, правда, блестящие хирурги! Вчера доктор Финли оперировал женщину с опухолью — вот здесь, на шее. — Гарри хлопнул себя по затылку. — У нее уже начался тремор, бедняжка стала терять зрение. Мистер Финли убрал опухоль, и когда пациентка очнулась от хлороформа, ее зрение полностью восстановилось! И тремор прошел!
— Замечательно, — признал я. — Когда будешь готов поступать? Что говорит Джеймс?
Гарри слегка остыл.
— Через полтора года, — философски вздохнул он. — Младше студентов не берут. Но доктор Эверетт сказал, что даст мне до поступления столько знаний, сколько сможет. Кроме того, я привез домой несколько учебников, которые выдают на первом курсе — для них мне понадобился целый чемодан.
Вошла Белинда с подносом, на котором были разложены хлеб, сыр и ветчина. Каждому из нас она налила по чашке чая.
— Мисс Гейл мне немного рассказывала о последних событиях, — вновь заговорил Гарри. — О «Принцессе Алисе» и прочем. О том, как «Лига» пыталась все свалить на ирландцев. — Он отломил кусок хлеба и щедро намазал его маслом. — В госпитале был человек, который отказался от операции у доктора Макуинна из-за его ирландской фамилии. Вот ведь глупость! Родился-то доктор в Ливерпуле. Один из лучших хирургов в Эдинбурге, кстати. — Гарри скорчил рожицу. — Слава богу, что у папы фамилия была английская, а я сам родился в Лидсе!
Да, Гарри повезло, что, будучи наполовину ирландцем, он выглядел до последнего грамма англичанином. В ближайшем будущем это способно ему помочь…
Белинда свернулась калачиком в одном из кресел, укрывшись шалью.
— Как думаешь, переговоры о самоуправлении Ирландии теперь продолжатся? Ведь люди поймут, что ИРБ не участвовало ни в железнодорожной катастрофе, ни в крушении «Принцессы Алисы». Это была бы замечательная дань памяти лорда Бейнс-Хилла.
— Не исключено. — Взяв кочергу, я подгреб угли к середине очага. — Надеюсь, газеты сделают все, что в их силах, чтобы донести до людей правду.
— Прессу читают далеко не все, — вздохнул Гарри. — И не всегда правильно понимают.
— Согласен, — признал я.
— Прикроют ли «Лигу стюардов»? — спросила Белинда.
— Вряд ли, — ответил я. — В основном ее члены не связаны ни с катастрофами, ни с гибелью Бейнс-Хилла.
— Разве это нормально? — нахмурился Гарри. — Ведь они баламутили общественное мнение.
— Это еще не преступление. Однако полиция впредь будет внимательно следить за их движениями, а это уже результат.
Теплая еда, огонь в камине и приятная беседа убаюкали меня, и я едва не уснул. Ощутив на плече руку Белинды, сонно прищурился.
— Тебе пора ложиться, — сказала она. — А я поеду, мой экипаж ждет у дверей.
— Где Гарри? — огляделся я.
— Наверху, у себя.
Я кряхтя вылез из кресла и помог Белинде накинуть пальто.
— Забегу к тебе завтра, милая, как только проснусь.
Она глянула на меня, и ее губы сложились в улыбку. Любовь, которой в таких случаях светится ее взгляд, каждый раз сражает меня наповал. Воспользовавшись тем, что Гарри застрял наверху, я сжал ладонями прелестное лицо Бел и пылко поцеловал на прощание. Оторвался от нее не сразу, рассчитывая поцелуем передать все то, что не прозвучало на словах: благодарность и восхищение. А еще сожаление о том, что из-за усталости не смог сегодня составить Белинде приятную компанию.
В конце концов я разжал объятия, и лицо Белинды осветилось нежностью.
— Постарайся немного отдохнуть, — прошептала она.
Я кивнул, открыл дверь и проводил ее до экипажа. Еще на секунду задержал тонкие пальчики в своей руке, зная, что после ее ухода душу заполнит холодная пустота. Терпеть не мог минуту расставания.
Вернувшись в дом, я тяжело потащился в свою спальню. Гарри с фонарем в руках поджидал меня на площадке над лестницей, и я пожелал ему спокойной ночи.
— Пойдешь к Дойлам на воскресное чаепитие? — поинтересовался он.
Положив ладонь на ручку двери, я обернулся. И все-таки он подрос за время поездки. Хотя, с другой стороны, я скорее сравнивал его нынешнего с тем мальчиком, который год назад появился в моем доме. Память — штука обманчивая.
— Вообще собираюсь.
— Возьмешь меня с собой?
— Уверен, что ма с Элси будут в восторге. Только я на твоем месте не стал бы слишком распространяться о хирургии. Об опухолях и прочем.
Гарри усмехнулся и сразу посерьезнел.
— Ты не смог бы удержать меня от поездки в Эдинбург.
Я нахмурился, не совсем понимая, что он пытается сказать.
— С чего бы мне вдруг чинить тебе препятствия?
— Ну, ты и не чинил, — ответил Гарри. — Да если бы и захотел… Я все равно съездил бы. — Он виновато улыбнулся. — Просто подумал о Колине.
На этот раз до меня дошел его намек. Гарри хотел снять с моих плеч часть вины, что я пытался на себя взвалить.
— Тетя Мэри говорит то же самое. И все же, стоило мне построить разговор с Колином иначе… Не могу об этом не думать.
— Понимаю, но… — Он сглотнул комок в горле. — Хочу, чтобы ты знал: ты сделал мне много добра. Забрал у тети Мэри, привел в госпиталь в первый же день… А я вел себя как неблагодарная свинья, дулся, но ты был ко мне по-прежнему добр. Добрее, чем я заслуживал.
У меня в груди что-то всколыхнулось, и я пробормотал:
— Хорошо, что ты у меня есть, Гарри.
Открыв дверь спальни, я с удивлением осознал, что внутри непривычно тепло. От очага в углу исходили теплые волны. Значит, Гарри разжег камин не только у себя, но и в моей комнате.