Под солнцем тропиков. День Ромэна
Шрифт:
Петька не возражал. Часовые сошлись, и он угостил их призрачным лучом.
Далее Петька «работал» самостоятельно. На вытянутых руках Бамбар-биу вздел его на грань стены. Едва Петькина голова обрисовалась над стеной, раздался испуганный окрик часового, бродившего по тюремному двору. Прежде чем часовой вскинул винтовку, Петька уложил его спать, и прежде чем на окрик прибежал второй часовой, Петька перевалился через стену и тяжело ухнул на мощеный двор тюрьмы. Потирать ушибленные части (левую руку, левую ногу и весь бок) некогда было, — гулко топоча по асфальтированной дорожке, бежал второй часовой. Он орал заблаговременно. Петька смазал и его. Но этим дело не ограничилось. От ворот мчался на крик сторож, дребезжа ключом по бляхе. За ним явились еще двое и еще двое: вся тюрьма поднялась на ноги. Петька мазал поодиночке, по двое, по трое и по группам и… домазался. Последним — в одышке и в испарине, каплями сверкавшей на лбу — примчался тучный жандармский офицер. Был ли то сержант, капрал, генерал или сам черт в погонах, Петька не успел разглядеть и никогда не узнал впоследствии: щелкнул курок, и синим зигзагом вылетела молния из страшной игрушки — от жандармского офицера остался белесый пепел: синие головки в барабане кончились.
— Ну, чего ты? Чего ты? — несколько минут бесплодно вопрошал Бамбар, отчаявшийся ждать пионера и перескочивший стену. — Экую кучу наворочал, но ведь никто ж не убит. Чего ты остекленел?
— Да… да… да… Не убит?! — отозвался наконец Петька, стирая холодный пот со лба. — А кто топчет ногами офицера?
Не подозревая, что под босыми его ногами покоятся бренные останки человека, Бамбар-биу глянул равнодушно на тепловатый прах и подумал: «У мальчишки, кажется, не все дома».
Оставив его у ворот, сам он скрылся в дверях тюрьмы.
Прошло огромное количество мучительных минут. В пролете между тюрьмой и оградой над головой Петьки мигали словно усталые звезды. Где-то на краю города выла голодная собака. С утра не видавший маковой росинки, корчился в бунтарских судорогах Петькин желудок.
Из тени крыльца вынырнул Бамбар-биу, его сопровождала уродливо ковылявшая фигурка карлика в арестантской одежде. Когда свет луны озарил лицо карлика, Петька широко открыл глаза, и скверные подозрения зароились в его мозгу. У карлика было неприятно-белое, белей снега лицо, носик — с наперсток, губы — змейками, уши нетопыря, глаза ночной птицы, и лохмы волос на голове, заплетенные сзади в две косички. Черные — дугой — брови, еще более увеличивающие глазную орбиту, делали карлика до жути похожим на полуобезьянку с Малайских островов, на маки-домового, изображение которого Петька видал у Брэма. Но дело не в сходстве с маки-домовым, дело — в белом лице, косичках и малом росте появившегося человечка…
Своим сообщением Бамбар-биу добил Петьку:
— Искал, искал, мальчик, твою девочку — нет ее в тюрьме и, говорят, никогда не была. Вот и этот маки с Малайских островов, мой приятель, подтвердит тебе то же…
Карлик раскрыл змейки-губы и для начала пискнул или скрипнул что-то, желая подтвердить.
Петька никаких подтверждений слышать не желал, повернулся спиной и зашагал к воротам. — Надул его шельма Бамбар, определенно.
Воздух всколыхнулся резким тревожным гудком сирены.
— «Навинчивай», Петух, не огорчайся! — крикнул Бамбар-биу, отщелкнув калитку в воротах. И, взяв на руки ослабленного тюрьмой карлика, показал Петьке, как надо «навинчивать», когда конные жандармы клубят пыль по дороге из города.
Шофер не мог ждать и двинул машину к тюрьме. В трех шагах он повернул круто, и беглецы с полного хода прыгнули на сиденья. Тотчас и карлик Маки и Бамбар-биу вооружились карабинами.
Машина взяла высшую скорость — Петькина бойскаутская шляпа улетела за борт вместе с предохранительным ремешком. При такой скорости следить за всеми изгибами дороги не представлялось возможным, и шофер крыл напрямик, — хорошо еще, что не было канав. Однако бросало отчаянно. Петька испугался за разум шофера и своих приятелей по неволе: машина резала пространство в лоб жандармской кавалькады…
Тиууу… тиууу… — первые пульки-пташки запели над пассажирами.
Оглянувшись на соседей, вобравших головы в плечи и хищно припавших к ружьям, Петька перед грудью своей поместил раздутую шкурками и блокнотами походную сумку, — так, казалось ему, должно быть безопасней.
Кавалькада распалась на две группы, каждая ударилась в сторону от дороги, потом повернулась, остановилась, и машина прошла между ними, осыпаемая стальным градом. Над шофером откололся кусок стекла. Бамбар-биу бросил карабин, вытер лицо, залитое кровью, и на секунду показал лоб: вдоль лба с края на край тянулась кровавая полоса. С обезьяньими ухватками карлик наложил на рану повязку. Пули сыпались с тыла. Петька переместил сумку за спину.
Перед авто лежал свободный путь — главная улица города, прямая, как полет пули. Машина взяла ее в две минуты. Пролетка запоздавшего извозчика превратилась в кашу, не успев свернуть. Шофер зажег прожектора и перекинулся туловищем назад:
— Не жалеть машины? — проорал он.
Бамбар-биу ухмыльнулся.
Начался подъем через горы, шоссе из булыжников было превосходным. Наперерез автомобилю с края шоссе кинулась хрупкая фигурка, — бешеная скорость машины должна была превратить ее в мокрое пятно. Но Петька, ужаленный воспоминанием, сунул револьвер в ухо шофера, и шофер понял, что надо затормозить. Фигурка прыгнула в Петькины объятия, и вместе с Джоном Плёки в автомобиле стало три человека. Бамбар-биу качал головой и выражением лица говорил: «ерундишь, по обыкновению, Петька». Петька показал ему кулак, а Джон Плёки крикнул в Петькино ухо: «Почему такая спешка? Почему не около дома Доггеда? Почему так поздно?» и длинный ряд других «почему». Петька ответил немногосложно: «потому» и ни слова больше, ибо с языком Урабунна от автомобильной тряски у него вышли нелады.
Когда машина взлетела на первый шоссейный взброс, пассажиры невольно оглянулись на город и под самой горой открыли двух черных мушек, движущихся за ними вслед.
Бамбар-биу крикнул:
— Полицейские машины. Хорошие машины! — И приказал шофферу увеличить скорость.
Но уж куда там было увеличивать, если скалы, мимо которых они гудели, сливались в один серый сплошной тон — без перерывов, без индивидуальных отличий. Однако шоффер умудрился наддать.
Машина взяла еще несколько подъемов, скользя по ним, как щепка по волнам, с тою лишь разницей, что здесь волны были неподвижны, а щепка неслась, — и вдруг плавно-плавно стала.
Вскинув очки на лоб и покрывшись бледностью под карлика маки, шоффер уронил «заело» и с горячечной скоростью полез смотреть цилиндры.
— Вода из радиаторов утекает… — проговорил он еще, поднимая вспотевшее лицо. Сзади гудели машины.
— Дырка! Дырка! — вскричал он с энтузиазмом человека, открывшего, по меньшей мере, Америку.
— Заткни ее, — посоветовал Бамбар-биу.
И скрипнул карлик:
— Пальцем.
Джон Плёки перевел Петьке весь разговор и выскочил из автомобиля: — Пойду за водой, — сказал он деловито, забирая у шофера ведро.
— Больше мы твоего товарища не увидим, — высказался Бамбар-биу, когда фигура пионера исчезла за поворотом дороги.
Петька промолчал. Моторный гуд слышался невдалеке. Шофер лихорадочно копался в радиаторе, орудуя паяльной машинкой. Бамбар-биу и карлик засели с карабинами в канаве шоссе. Петька подошел к ним:
— Что будем делать?
— Поиграем, — отвечал Бамбар-биу, тряхнув карабином.
— Не буду, — тоскливо и упрямо молвил пионер и пошел в сторону, где скрылся Джон.
— Пионер, не дури…