Под созвездием Кентавра

Блинов Павел

– Хорошо! – сказал рабочий, стоявший на страже государственных секретов. – Разгружайте агрегаты сразу за дверью.

Мы стали разгружать коробки, а рабочий остался снаружи. Сначала мы работали втроем. А потом один «волшебник» отвлек рабочего болтовней, я прошел вглубь ангара и получил близость с «Тушкой» во всех позах, что было зафиксировано фотопленкой. Технологические лючки бомбера были открыты, лестницы и настилы окружали самолет, и я запечатлел не только внешний облик, но и внутренний мир чуда техники.

***

Прошел месяц с начала пребывания Мигеля Гарсии в лагере, когда состоялся его первый дальний выход. Небольшой отряд должен был забрать груз в одном из поселков на реке. Группе Мигеля предстояло отделиться, перейти по каменистому броду русло реки, а потом узкую протоку, и занять позицию на возвышенности для наблюдения, чтобы обеспечить безопасность основного отряда, в случае опасности подать сигнал, и на отходе прикрывать с тыла.

Всю дорогу до поселка Ворчун и его индейцы плелись в хвосте колонны и только достигнув реки, вышли вперед и начали переходить на другой берег. Переправиться было возможно только из-за того, что русло реки было засыпано огромными валунами, образующими пороги. Перепрыгивая с камня на камень, группа перешла на противоположный берег, почти не замочив обувь. Чуть ниже по течению, в основное русло впадала неширокая протока, которую группа перешла вброд. Протока была мелкой, примерно по колено, и с каменистым дном. Маленький отряд поднялся на возвышенный берег и перед партизанами открылся замечательный вид на поселок и речную долину. Пока группа маскировалась, Касик

и Кики ушли проверять джунгли вокруг. Позиция была удачная. Внизу было видно деревню, склон, поросший деревьями, и русло реки на несколько километров в обе стороны. Только Гарсия собрался расслабить натруженные ноги, как вернулся Касик. Увидев как он подползает на четвереньках, Мигель понял, что что-то случилось. Жестами и шепотом Касик стал объяснять, что услышал в сельве движение. Он был уверен, что это люди. Кто они Касик не видел, оставил для наблюдения Кики и пришел предупредить. Только группа развернулась в сторону джунглей, как появился Кики. Прижимаясь к земле, он быстро двигался, показывая рукой сигнал «противник». Когда он приблизился, Мигель не мог поверить его словам. В той стороне, где был тропический лес на сотни километров, Кики увидел солдат. На расспросы, о том, сколько солдат он увидел, и на каком они расстоянии, индеец только махал руками, предлагая быстрее уходить. Ворчун почувствовал, как дрожь прошла по телу. Это была не тренировка, а настоящая опасность. Мигель не видел врага, но одна мысль о реальной угрозе, заставила организм выбросить такое количество адреналина, с которым он не мог справиться. Чтобы восстановить контроль, Мигель на несколько секунд напряг все мышцы тела, и стал выстраивать в голове последовательность действий. Первое, что необходимо было сделать – это подать сигнал людям в поселке. Было предусмотрено, что в случае опасности будет послан один из группы, а в экстренном случае подается сигнал выстрелом. По жестам Кики Мигель понял, что солдаты совсем близко и убираться надо немедленно. А выстрел мог обнаружить группу. Поэтому Гарсия предложил уходить к реке. Он решил, что группа займет позицию у порогов и уже оттуда подаст сигнал. Когда партизаны стали спускаться по склону, покрытому зелеными зарослями, начался дождь. Мигель шел последним и периодически оглядывался, чтобы успокоить себя тем, что он продолжает контролировать ситуацию. Но после того, как он подтолкнул одного из индейцев, перестал смотреть назад и честно сказал себе, что группа убегает, и убегает в панике. Через несколько дней Ворчун прокручивал в голове все, что знал о колумбийских солдатах, и дрожь возвращалась в его тело. А сейчас Мигель просто уносил ноги, и думал только о том, что нужно подать сигнал. Партизаны катились по склону со скоростью испуганных животных. Дождь усилился и превратился в ливень. Ноги стали скользить и бойцы буквально съезжали как по снежному склону. Заросли расступились, и не останавливаясь, партизаны скатились в воду, перемешавшись с небольшой группой колумбийских солдат, переходивших вброд протоку. И для противника, и для партизан, это было неожиданностью. Мигель упал на колени. Он пытался встать на разъезжающихся по скользким камням ногах. Ему казалось, что выстрелы вокруг звучат тихими глухими хлопками, а звук дождя и шум воды он слышал очень отчетливо и громко. Почему-то Ворчун оказался на спине, и вода на несколько секунд скрыла его. Над водой остались только руки с автоматом. Он несколько раз нажал на спусковой крючок, прежде чем понял, что магазин пуст. Опять встав на колени, и машинально загнав полный рожок в приемник, Гарсия приготовился стрелять. Но вместо мишеней увидел тела солдат, уносимых течением в сторону реки. Вокруг него на коленях стояли индейцы и тоже смотрели на тела в оливковой форме, плывущие по протоке. Теперь необходимо было убираться с открытого пространства. Широкое русло реки партизаны преодолели на одном дыхании. Когда группа вышла к деревне, хвост основного отряда уже заходил в джунгли. Караван разделился на две колонны. Гарсия с индейцами прикрывал отход, периодически формируя засадное построение на тропе. Постепенно две колонны отряда разошлись в разных направлениях, и хотя были загружены, ушли далеко вперед. Мигель успокоился, и по настроению индейцев понял, что они не слышат погоню. К вечеру партизаны оставили на тропе дозорного, а сами зашли в джунгли для ночевки. Гарсия вспоминал прошедший бой. Только теперь, прокручивая в голове события, он осознал, что произошло.

О том, что колумбийские солдаты делали около деревни, Мигель мог только догадываться. Случайно они оказались рядом или ждали партизан, волновало его меньше чем ошибка, которую допустили разведчики, когда как испуганные лошади свалились в протоку. Гарсия не знал, стоило ли двигаться медленнее и оказаться зажатыми на тропе с двух сторон, или это было просто везение. Но то, что произошло дальше, было целиком заслугой бойцов. Закрыв глаза, Мигель видел, словно в замедленной съемке, как они выполнили упражнение, которое до автоматизма довели на тренировке. Щуплые «индианос» были невысокого роста, и при встрече с колумбийскими рейнджерами в рукопашной схватке у них не было шансов. Ион просветил Гарсию насчет правительственных отрядов, работающих в сельве. Сражаться с ними на равных, смысла не было. Подготовка, вооружение, опыт, навыки, и поддержка с воздуха, давали колумбийским солдатам подавляющее преимущество. Победить их можно было только по-партизански – не вступая в открытое столкновение. Поэтому Ворчун показал индейцам, как можно выжить в ближнем бою.

Словно на экране кинотеатра, Гарсия видел, как Касик широко открыв рот, выкрикнул команду. Индейцы, словно пробитые выстрелами, одновременно попадали на спину, и вода расступилась под их телами, обнажив камни. Брызги еще летели в стороны, когда они открыли огонь, сметая всех кто стоял вокруг них, не опасаясь задеть товарища. Не осознавая, что делает, Мигель машинально упал в воду и тоже очертил вокруг себя несколько огненных конусов, опустошив магазин АК. Он вспомнил момент, как поднявшись из воды, бойцы добивали выстрелами уносимых течением рейнджеров.

***

Зимний день. Теплые солнечные лучи нагрели горную долину. Ни одного облачка на синем небе. Не верится, что скоро новый год. Ион провожает меня в лагерь. Только теперь вместо жесткого чемодана, в котором лежит белая рубашка и красный галстук, за плечами армейский вещмешок. Но чувство знакомое – новые люди, новая обстановка. Как встретят меня?

В пионерском лагере было проще. Перед проходной завода, мама передала меня на попечение Мишке – сыну своей коллеге по работе. Он был старше меня на два года, и мама не знала, что на улице он имел авторитет отъявленного хулигана. Я в душе радовался, что вместо пионерских песен, он научит меня фене. Мишка выделялся из всех моих друзей своей отчаянной решимостью и непредсказуемостью поступков. Внешность его была рваная, вернее «покоцанная», уже тогда. Шрамы, болячки и ожоги покрывали его тело. У каждой отметины была своя история, как у ордена или медали. Я особенно любил смотреть на шрам, который белел на загорелом животе, когда мы уходили за территорию лагеря купаться в Кондурче. Мишку хотели зарезать два брата, один из которых недавно освободился из «малолетки», а другой ждал случая отомстить за какую-то ерундовую дворовую обиду. Братья не знали, что к своим тринадцати годам Мишка уже не обращал внимание на солнечные зайчики от обнаженного сверкающего лезвия, а совал свою матовую заточку в ответ быстрее, резонно предполагая, что порезаться лучше, чем быть зарезанным. Поэтому, когда перо соперника только царапало его кожу, он уже ковырял ягодицу оппонента четырехгранным шилом. Жизнь Мишки была такая же рваная, как и его эпидермис. Из зала классической борьбы, он вышел на улицу, которая довела его до развилки, где пришлось выбирать между дорогой на зону и военной казармой. И первый раз он не попал в розыск, убежав на полосу препятствий. На призывном пункте ему быстро поменяли номер команды, когда в первый же день несколько новобранцев начали службу в военном госпитале. Суровый капитан неопределенного рода войск, скрутил Мишку в баул, и распаковал только в казарме, на стене которой висела схема с болевыми точками на теле человека. Но мой друг предпочитал изучать медицину на практике, и командиры поставив диагноз «overqualified», что значит сверх квалифицированный, отправили его в воинскую часть, которая плакала по нему еще на призывном пункте. Но целеустремленный человек учится на своих ошибках. И когда в дисбат приехал гость, решивший обкатать своих телохранителей на практике, Мишка поздоровался с ним за руку, перешагнув через два распростертых на земле мускулистых тела. После этого Мишка попал в мир, который казалось исчез за горизонтом времени, оставив о себе воспоминание в виде названия популярной футбольной команды. По документам мой друг все еще дробил камни, а на самом деле охранял роскошную виллу строителя коммунистических пирамид, на берегу лазурного озера, в одной из южных республик. В свободное время, он, совмещая полезное с приятным, выходил в освещенный круг, пополняя коллекцию денежных знаков стран потенциального противника. Как потом рассказывал один из свидетелей ристалищ, ни разу моего друга не вытаскивали волоча по песку, за периметр арены. На исходе века мы встретимся, вспоминая пионерское детство. Мой друг будет жить в одиночестве в большом доме, среди желтых гор, на берегу прохладного озера. Кожа его еще больше будет походить на носорожью, высушенную жестким излучением южного солнца, и покрытую ороговевшими рубцами. Мы будем пить редкий коньяк из подарочной коробки и вспоминать теплую воду и ивовый запах Кондурчи.

В пионерском лагере я выполнил Мишкино условие – выбрал в отряде самого высокого и широкого пионера и покрасил его лицо «тенями». После чего мы заняли с другом кровати в лучшем месте, и никто не спрашивал, почему я приписан к отряду не по возрасту.

Когда я увидел ребят в военном лагере, я трезво рассудил, что Мишкин номер не пройдет, ибо занял в строю крайнее место на левом фланге. Я должен был не выпасть из строя, продержавшись месяц. Хотя по моему размеру было очевидно, что инструкторы выжмут из меня сока намного меньше, чем из остальных «фруктов». Но давление распределялось равномерно на всех, и моим товарищам некогда было выяснять откуда я появился. Они не замечали меня, потому, что я сохранял позицию в хвосте колонны, которая регулярно бегала по горной тропе. Прикидывая предел выносливости группы, я чувствовал запас сил и знал, что могу двигаться быстрее. Но когда инструктор приказал одному из бойцов бросить часть поклажи, чтобы он не отставал, что было для него плохим знаком, я машинально подобрал груз, и на обратном пути стал разрывать дистанцию. Но никто не обратил на это внимание, приказа облегчиться я не получил, и доковылял до финиша, когда все уже сидели в столовой. Комок в горле растаял, когда я увидел свою тарелку с обедом на общем столе, и мне кивнули на зарезервированное место.

Сначала я не понимал, зачем Ион отправил меня в этот лагерь. Физически я был подготовлен не хуже. Нагрузки, которые давал «Папа Карло», приучили меня терпеть и я спокойно справлялся с тренировками в Чирчике. Настрелял я гораздо больше, чем требовалось для зачетных нормативов по местным меркам. Единственное, чему я научился с нуля, это использовать АГС «Пламя». А когда на спаррингах меня начали просто «срубать» длинные и мускулистые, как у страусов, ноги комбатантов, я показал, что бывает, если ударить вовремя по опорной ноге, и смог избавиться от обширных синяков на бедрах. Но через две недели, до меня дошло. Я понял это, когда наш инструктор и командир группы, вдруг начал «тормозить» на ровном месте. Когда необходимо было принять простое решение, он тянул время и ошибался по-глупому. Вспомнив уроки Иона я догадался, но молчал, давая возможность пошевелить мозгами товарищам. Инструктор начал работу по сплочению группы, превращая подразделение в команду. Как это происходит теоретически я знал. Теперь предстояло увидеть это вживую. На глазах каждый из бойцов стал не приумножать мощь подразделения, а возводить в степень, когда работал в любом месте и в любой ситуации как член команды. Инструктор перестал отдавать приказы, он ставил задачу, и группа действовала как единый организм. Теперь один боец стоил пятерых, и я понял почему небольшой отряд не боится атаковать превосходящую по силе колонну противника.

Ион забрал меня из «пионерского лагеря», когда пришло время отрабатывать организацию засадных действий. Но мы задержались на несколько дней, чтобы я увидел, чему учатся военные, со стороны. Как действовать в группе я знал и умел. Но в будущем мне самому пришлось бы готовить людей к партизанской войне, и Ион хотел дать мне знания на уровне командира. Рано утром мы едем на танковый полигон. Недалеко от полигона на возвышенности мы с Ионом натягиваем тент от солнца. Сейчас мы в теплых куртках, но к полудню жара загонит нас в тень. Бинокли, сухой паек и вода – это все, что нам нужно. Внизу ровное, открытое пространство без растительности. Место для засады выбрано так, чтобы инструкторы видели как будут действовать обе стороны. Вечером никто из бойцов не ляжет отдыхать пока все действия не будут подвергнуты тщательному анализу по минутам. А на следующий день все начнется сначала, и будет повторяться до тех пор, когда каждый боец не научится действовать автоматически из любой позиции. Мотострелки из колонны тоже учатся. Совсем скоро они уйдут на Саланг. Там в горной теснине, они будут таранить горящие бензовозы, сбрасывая их с обрыва, чтобы расчистить дорогу основной колонне под щелканье пуль и осколков по броне.

За ночь спецназовцы укрылись на ровной площадке. Я разглядывал местность внизу в бинокль, но видел только красные флажки, которыми обозначили маршрут военной колонны. Кажется, что на безжизненном пространстве пусто, но бойцы не только искусно укрылись, они создали надежные укрепления, чтобы атаковать с дистанции эффективного огня. Зона ограниченная флажками поделена на сектора, в которых будет уничтожаться все живое. Спецназ использует внезапность, скрытность и надежную защиту в виде укреплений, чтобы нанести как можно больший урон противнику в первые минуты боя. Пока колонна развернет боевые порядки, пока обнаружит противника и откроет ответный огонь, наступит момент истины, когда спецназ примет решение – добивать колонну или отойти.

Тени еще длинные, но вдалеке я заметил по пыльному облаку приближающуюся колонну. Боевые машины пехоты, по одной, в голове и в хвосте колонны, прикрывали четыре крытых Урала с солдатами в центре построения. Когда техника оказалась в зоне поражения, под катками БМП прогремел взрыв, и тут же группа нападения открыла ураганный огонь. Очевидно по предварительному плану, мотострелки отрабатывали круговую оборону колонны и последующее наступление на отряд спецназа. Ион объяснил мне, что наступать солдаты смогут только после того, как сообщат командиру колонны обнаруженные цели и дистанцию до нападавших. По звуку выстрелов, обороняющиеся должны определить количество пулеметных расчетов, и по возможности засечь позиции гранатометчиков. Но спецназовцы, расстреляв положенный боезапас начали отход раньше, чем мотострелки выполнили условия для атаки. Оказалось, что за ночь нападавшие не только закопались в землю, но и отрыли траншеи для отхода, которые тщательно замаскировали. Как кроты они всю ночь ковыряли сухую почву, ради нескольких минут боя. Спецназ отходил не в шахматном порядке, а флангами, очевидно расчитывая, что преследователи тоже разделятся, или растянут наступающее построение. Видимо командир засадной группы предполагал на всякий случай контратаку. Но мотострелки двигались вперед не спеша, со знанием дела. С флангов спецназовцев стали обходить боевые машины пехоты. Но отступающие уже достигли склона возвышенности, с которой мы с Ионом наблюдали за происходящим. Теперь, поднимаясь все выше и выше вверх, спецназ получал тактическое преимущество в разнице высот, и получил защиту, продвигаясь между каменных валунов. Тогда мотострелки остановили движение по открытому пространству и вернулись к машинам. Второй акт «Марлезонского балета» разыгрывался только для мотострелков. Спецназовцы вернулись в окопы, а колонна оттянулась назад. Когда голова колонны вернулась к месту подрыва, из окопов послышались редкие выстрелы, имитирующие нападение. Головная БМП и один Урал в центре были условно подбиты, а по плану колонна должна была не обороняться и наступать, а как можно быстрее выйти из зоны обстрела. После начала нападения исправные машины обогнули подбитый БМП и продолжили движение, а бойцы из «поврежденного» Урала заняли оборону около неподвижной «брони», дождались вторую БМП, подцепили трос, и под прикрытием двух орудий, пулемета, и бронированной сцепки покинули опасную зону.