Под стягом Габсбургской империи
Шрифт:
Около половины двенадцатого старший офицер корабля, фрегаттенкапитан барон Мораветц-Пеллегрини фон Тройеншверт, сменил меня и сделал мягкий выговор за то, что мои подчиненные так медленно возятся со стиркой. За ним следом примчался посыльный, передавший записку, что в ответ на мой запрос капитан ждет меня в своей каюте днем после обеда, ровно в 13:15.
Потом в полдень я сопроводил своё подразделение на обед. Был понедельник, и каждый знал, что в меню: всеми презираемый рис с горохом - о нем можно сказать единственно хорошую вещь, что он не столь ужасен, как кислая чечевица, которой прижимистый провиантмайстер потчевал экипаж по пятницам.
Но стенания все еще доносились от переполненных
Сегодня было промозгло, так что они не смогут провести время, как предпочитали. Обычно некоторые дремали на теплых досках палубы под средиземноморским солнцем, натянув фуражки на лицо, другие сидели группками, играя в лото, или писали ответные письма подружкам в Линц и Черновцы.
Что касается меня, я собирался по возвращении в каюту написать один документ, подать официальный запрос на одном из специальных бланков, известных как “канцляй-доппель”, на котором полагалось оформлять все многочисленные дела нашей погрязшей в бумагах империи. Я подписал его, прижал промокашку, затем аккуратно сложил и поместил во внутренний карман кителя.
Я взглянул на часы: уже десять минут второго. С волнением прошелся гребнем по волосам и усам, поправил галстук и аккуратно водрузил на голову фуражку. Потом с трепетом в сердце направился на встречу со Стариком (такое уж было у капитана прозвище, и он его знал).
За многие годы после падения Австро-Венгерской империи я часто слышал мнение, что она была ничем иным, как механизмом для господства немецкой высшей расы над множеством покоренных народов, которых она рассматривала чуть выше, чем крепостных - по сути вроде европейской южной Африки. Это полная чепуха, конечно: старая двуединая монархия совершила много ошибок (по крайней мере, в австрийской её части), но дискриминация по рождению или языку к ним не относилась. Хотя, нужно признать, что среди габсбургского офицерского корпуса безусловным было сильное преобладание одной национальности: хорватов.
Из тысяч пехотных и морских офицеров-хорватов со всей Австрии трудно найти более красноречивый пример, чем командир корабля «Эрцгерцог Альбрехт», линиеншиффскапитан Блазиус Ловранич, дворянин из Ловраницы.
Старик Ловранич - крупный, краснощекий мужчина пятидесяти с лишним лет с глазами навыкате, стрижкой «ёжиком» и чёрными усами, похожими на рога африканского буйвола, был представителем этого теперь давно забытого племени “Alte Grenzer” [3] : бедных, но ужасно гордых хорватских мелких дворян, расселенных Габсбургами вдоль дикой турецкой границы в качестве военных колонистов ещё в семнадцатом веке.
3
«Alte Grenzer» (нем.) — старые пограничники
Даже козы отчаялись нащипать себе пропитание на каменистых склонах Ликийского округа, поэтому на протяжении минувших поколений Ловранич и ему подобные зарабатывали себе на хлеб, служа офицерами в австрийской армии и флоте, но редко поднимаясь выше майорского звания, поскольку их мужество и верность, как правило, соседствовало с тугодумием.
Наш капитан являлся ярым поборником дисциплины и военно-морских инструкций, и вселял больший страх скорее в подчиненных ему офицеров, чем в обитателей нижней палубы (которые, по крайней мере, видели его намного реже).
Но также следует сказать, что он был хорошим моряком, исключительно честным в пределах своих узких умственных способностей и необыкновенно храбрым. В 1912 году нас с ним объединяло немногое: мы оба принадлежали к крошечной горстке действующих австро-венгерских офицеров, которым вообще довелось понюхать пороху.
Старый Ловранич вдохнул его запах в июле 1900 года в Пекине, когда исполнял обязанности старшего офицера на крейсере «Темешвар», базировавшемся в Танку. Тогда Ловраничу поручили сопроводить отряд матросов для охраны австрийской дипломатической миссии в китайской столице, где, согласно докладам, начиналась заварушка [4] . По прибытию в Пекин они выгрузились на железнодорожном вокзале и направились в дипмиссию. Что-то уже затевалось: на всем пути на них напирала враждебная толпа, и вскоре в городе прозвучали первые выстрелы.
4
Ихэтуаньское восстание (Боксёрское восстание) — восстание ихэтуаней (буквально — «отрядов гармонии и справедливости») против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая с 1898 года по 1901 год. Сначала пользовалось поддержкой властей Китая, но через некоторое время императрица Цыси перешла на сторону Альянса восьми держав, который и подавил восстание.¶В результате восстания Китай попал в ещё большую зависимость от иностранных государств, что сказалось на его политическом и экономическом развитии в первой половине XX века.
Потом, когда они прошли через городские ворота и вошли на монгольский базар, то вдруг оказались перед завывающей тысячной толпой фанатиков-ихэтуаней, вооруженных до зубов и жаждущих крови длинноносых дьяволов. Отступать было некуда. Большинство в этот момент закрыло бы глаза и стало молиться, чтобы все закончилось быстро. Но не Ловранич.
Возможно слишком недалекий, чтобы осознать ужасающе низкие шансы, он выхватил саблю, приказал матросам примкнуть штыки, а затем ринулся в атаку по направлению к Британскому посольству, расположенному на другой стороне площади. Сорок один человек прибыл с ним в Пекин. Лишь трое добрались до места назначения: Ловранич и два матроса, один из которых от полученных ран вскоре скончался.
Груды мертвых ихэтуаней лежали за их спиной. Ловранич, получивший восемнадцать колотых и рубленых ран, выжил, и по возвращению в Австрию удостоился золотой медали Signum Laudis [5] и особым императорским указом был повышен в чине, перескочив через одну ступень. Остались и другие сувениры этого восстания - багровый сабельный рубец поперек лба, пол-уха, и непоколебимое мнение: он получил уникальное понимание того, что есть война («понимаете, молодой человек, ВОЙНА»).
5
Signum Laudis — медаль Австро-Венгрии за военные заслуги
Когда он поднялся из-за стола в ответ на моё приветствие, я подумал, как жаль, что природа, наградившая его сердцем быка, также, видимо, наделила и соответствующими интеллектуальными способностями. Капитан отрывисто поприветствовал меня в ответ, потом взял со стола мой рапорт, держа его будто дохлую крысу, и какое-то время, прищурившись вглядывался в него, прежде чем заговорить.
— Ха! Обучаться в качестве пилота самолета! Какого черта вы хотите этим сказать, Прохазка? В жизни не читал большего вздора. Это какая-то шутка? Потому что предупреждаю вас...