Под сводами высокой лжи
Шрифт:
– Помоги мне, любимая, пожалуйста. Ты даже не догадываешься, насколько твоя помощь важна для меня. Представь меня кому-нибудь, введи в их круг. Ты знаешь испанцев! Если я появлюсь там какчеловек от прессы, со мной никто не будет достаточно откровенен. А ты сможешь ввести меня в самую сердцевину.
– Я тебе уже рассказывала, что у меня был парень, тореро, он погиб, – Моника замолчала, уставившись куда-то в угол потолка. – С тех пор я никогда не ходила на корриду. И никогда не общалась с его друзьями. Я вычеркнула тот мир из моей жизни. – Но…
– Не
– Моника, милая, мы же с тобой прекрасно ладим.
Я не прошу тебя ни о чём сложном, мне не нужны никакие рекомендации. Я просто прошу познакомить меня с этими людьми. Так или иначе, но я сделаю это. Сам сделаю, просто у меня это займёт много времени.
Она молчала.
– Дорогая, – снова заговорил он, – я очень прошу тебя… Я познакомился уже со многими испанцами, чтобы понять кое-что… Вы – народ сложный, не любите чужаков. Но когда кто-то приводит в компанию нового человека в качестве своего друга, то навстречу этому чужаку открываются дружеские объятия. Я понимаю, что ты не хочешь ворошить прошлого, но сделай мне одолжение…
– Ладно, – Моника вздохнула, – я познакомлю тебя с Мигелем Марроном.
– Кажется, я видел его на арене.
– Он один из самых популярных сегодня матадоров. У него очень хорошая команда. Он был лучшим другом моего Маноло… А теперь пойди и смой с себя запах стадиона. Я терпеть его не могу.
– Я был на стадионе вчера, дорогая. Я принимал душ и вчера и сегодня утром.
– После этого ужаса трудно отмыться. Иди в душ.
– Ладно.
Когда он вернулся в комнату, Моника стояла у задёрнутого шторами окна. Платье лежало пёстрым ворохом у её ног вместе со скомканными белыми трусиками.
– Иди ко мне, – сказала она и стиснула руками свои груди.
Моника была на редкость хороша в тот день, просто дьявольски хороша. Она никогда ещё не выглядела так чудесно. Юрию казалось, что её тело словно наполнилось чудотворной силой…
До чего прекрасно предчувствие любви! Взбудораженная кровь рвётся наружу, это ожидание не сравнится ни с чем… Но как ничтожно то, что следует за этим ожиданием… Как это Моника сказала однажды: «Когда получаю удовольствие, то получаю его лишь наполовину, ибо слышу, как оно вот-вот закончится»…
– Милая, славная девочка! – прошептал он. – Нам бы следовало растянуть ожидание по возможности дольше, дабы удовлетворение наступило как можно позже.
– Я и не тороплюсь, – проворковала она в ответ. – Буду подкрадываться к удовлетворению долго-долго, – она откинулась на спину и с грустью посмотрела вверх, где по потолку ползли расплывчатые тени. – Если бы вся жизнь была для нас радостью, то мы бы не ждали с таким восторгом вот этих коротких мгновений.
– Похоже, ты жалуешься.
– Нет. Пою песню. Песню печали.
– Зачем тебе печалиться сейчас, когда ты вполне счастлива?
– Я начинаю бояться завтрашнего дня. Вдруг он принесёт боль?
– Глупо! – Юрий поднялся с кровати. – Глупо! Жизнь полна чудесных мгновений. Откуда в тебе берётся пессимизм? Ты же молода, красива, у тебя всё впереди!
– Что у меня впереди, милый? Эти бесконечные дни в «Арагоне»? – она медленно отвернулась.
Юрий обнял её за плечи. Это был идеальный момент, чтобы поднять вопрос об учёбе.
– Послушай, – заговорил он после некоторой паузы, – я разговаривал кое с кем из моих друзей. У них есть связи… Не так чтобы в очень высоких сферах, но всё же серьёзные…
– И что?
– Иногда они помогают материально людям, которых сочтут перспективными. Я просил, чтобы с ними поговорили о тебе.
– Обо мне? – она взглянула на него из-под упавшей на лоб пряди волос.
– Да. Чтобы оказали тебе содействие. Если всё будет в порядке, ты сможешь учиться и в конце концов станешь историком. Разве это не прекрасно?
Моника с недоверием смотрела на Юрия.
– Ты говоришь серьёзно? Такое и впрямь возможно?
– Ты даже не представляешь, насколько это серьёзный разговор, – ответил он без улыбки. – Если всё решится положительно, у тебя не будет нужды тревожиться за своё будущее.
– Пречистая Дева, – прошептала девушка и сложила руки на груди, – неужели это свершится?
– Свершится. На днях мне сообщат, к кому из университетских профессоров мы должны сходить, чтобы он мог побеседовать с тобой. Так что ты подготовься к разговору.
– Я готова хоть сейчас!
– Сейчас уже вечер. Сейчас мы будем заниматься любовью…
Познакомившись с Мигелем Марроном, Юрий стал часто появляться в компании знаменитого тореадора, сошёлся с множеством его поклонников и вскоре был приглашён в закрытый клуб «Клаусура», который года полтора назад создали очень богатые почитатели Маррона, так называемые марронисты. В «Клаусуре» Мигель прежде всего представил русского журналиста барону Хименесу.
– Дон Эстебан – мой самый надёжный друг, – сказал тореадор чуть позже, отведя Юрия в сторону и указав глазами на Хименеса. – Он не раз оказывал мне серьёзную поддержку. Признаюсь, если бы не дон Эстебан, я мог бы сейчас и не разговаривать с тобой.
– Почему? Что за таинственное прошлое у тебя, Мигель? – Юрий приподнял брови, подчёркивая удивление и наивное любопытство.
– Была у меня неприятная история, примерно год тому… Не хочу вспоминать о ней…
– Что-нибудь противозаконное?
– Да, к сожалению, – неохотно кивнул Маррон. – Хорошо, что у Хименеса обширные связи. Но если бы история вышла наружу, то не поздоровилось бы не только мне, но и ему. Ты ведь журналист, сам знаешь, какой вес приобрело сейчас общественное мнение.
– Ладно, оставим эту тему, – сказал Юрий. – Не будем растревоживать больные места минувшего, – он прикоснулся своим бокалом к бокалу Маррона. – Да и мне, дружище, не следует знать того, что не следует, дабы избежать соблазна состряпать лёгонькую статью.