Под сводами высокой лжи
Шрифт:
– Сейчас увидим, что тут такое, – Таня потянула его за собой.
Поплутав по узким извилистым улочкам Старого города, они в конце концов добрались до места, откуда им открылась великая река Ганг. К ней спускались толпы людей, все чем-то гремели, шумно разговаривали. Всюду на широкой каменной лестнице стояли велосипеды, сидели седовласые старики, шипели на сковородах и в котелках неведомые угощения, плакали и смеялись голые детишки, туристы сверкали объективами фотокамер. Тут и там виднелись обнажённые тела священных мужей, исхудавших до невозможности от длительного поста.
– Потрясно, – прошептал Полётов.
– Просто другой мир.
– Гарью, правда, тянет откуда-то, палёным…
Со всех сторон поднимались стены древних храмов, грязные, облупившиеся, заплёванные. Жаркий ветер тащил
– Господин! – послышалась из-за спины Полётова английская речь с ярко выраженным индийским акцентом. Голос звучал просительно, но не жалобно. – Возьмите лодку для прогулки! Я прокачу дешевле всех! Вы нигде больше не найдёте таких низких цен!
Юра обменялся взглядом с Татьяной:
– Поплывём?
– С удовольствием.
Лодочник услужливо согнулся, указывая путь к своей лодке.
– Здесь, сюда, осторожней, не опрокиньтесь…
Посудина с вёслами была старой, но крепкой. Зелёная краска, некогда покрывавшая борта, давно облупилась. Юра помог Татьяне усесться на гладкую лавочку и сам устроился рядышком. Раскалившееся на солнце сиденье источало жар.
На берегу шумная толпа индусов провожала в последний путь крохотного старичка. Его усадили со скрещенными худыми ногами на большую каменную плиту и привязали к ней. Старичок всё время заваливался, сминался, как ватная кукла. Хлопотливые друзья и родственники опутывали покойника толстыми веревками и закрепляли на нём ещё камни, хотя плиты, служившей мертвецу троном, хватило бы вполне, чтобы утащить на дно реки десяток человек. Старичок болтался из стороны в сторону и ронял украшенную пышными усами и бородой голову в гирлянды жёлтых и оранжевых цветов, покрывавших его грудь. Суетившиеся вокруг него люди гудели, как пчёлы, некоторые пели. Как только лодка с покойником отплыла, все разом принялись колотить железками по металлическим гонгам, дуть в трубы и рожки, хлопать в ладоши и завывать какую-то песню. Шум погребальной процессии больше напоминал спонтанный балаган, а не строгую церемонию. Можно сказать, что выглядело всё вполне буднично, никаких красочных одежд, никаких ритуальных костюмов. В основном все были одеты в белые рубахи и белые же штаны. Что касается лодочников, на них были изрядно изношенные майки и линялые тряпки вокруг бёдер. Едва покойника сбросили за борт и вода с плеском поглотила его, песни и звон железа прекратились. Донеслось несколько запоздалых выкриков:
– Харе, харе!
Окружающее пространство наполнилось умиротворённой тишиной. Вдали слышались песни других погребальных групп, мерно колыхались коричневые воды Ганга.
– Посмотрите, господин, – указал лодочник, – вот плывёт бедняк.
Возле лодки покачивался на волнах труп. Он был похож на сломанную куклу, завёрнутую в грязную тряпку. Одна нога его ушла под воду, другая выгнулась костлявым коленом вверх. Облепленное мокрой тканью лицо уставилось в небо.
– Не хватило денег даже на камень, – пояснил лодочник.
– Почему некоторых сжигают, а некоторых топят?
– Сжигают тех, у кого есть деньги на кремацию. Каждый индус хочет в старости побывать в этом месте, чтобы приготовиться к смерти. Когда он умрёт, его сожгут, а прах опустят в воды Ганга. Но огонь тут очень дорог, поэтому бедняков и нищих не сжигают. Умерших священников тоже не сжигают, их хорошенько заворачивают в ткань, чтобы скрыть лица, и топят в Ганге…
Труп легонько стукнулся о борт и поплыл дальше, словно поняв, что ему не получить никакой помощи от туристов.
Лодок было много, но они не уходили далеко от берега, кружили неподалёку. Ближе к середине реки пространство оставалось почти пустым. Как только отчаливала очередная посудина с мертвецом, за ней следовали лодки с туристами, жадно следившими за погружением трупа в воду.
Добравшись до середины Ганга, лодочник бросил вёсла, чтобы дать пассажирам возможность насладиться видом Бенареса издали. Город напоминал картинку из книги сказок. Отсюда не было видно грязи, обшарпанных и заплёванных храмовых стен, не чувствовалось зловония, отсюда не оглушал общий шум. С реки город был похож на причудливое творение насекомых, выгрызших в белых и розовых камнях ровные ряды окошек и дверей. Дворцы магарадж громоздились друг на друга, отовсюду высовывались причудливые башенки храмов, возвышались мощные каменные стены, сбегали вниз широкие полосы лестниц, а внизу, у самой воды, колыхались разноцветные тряпичные навесы и зонты, кое-где тянулся к небу чёрный дым.
– А можно ли посмотреть, как сжигают покойников?
– Можно. Тут всё можно. Бенарес открыт для всех, – отозвался лодочник и приналёг на вёсла.
Юрий повернулся к Татьяне:
– Как удивительно.
– Ты о чём?
– Этот город абсолютно открыт, не таится, не изображает из себя священного места. Он просто есть священное место.
– Тебе не верится, что такое возможно?
– Не верится, – признался Юрий. – Я привык, что всюду все лгут, прикидываются, натягивают на себя маски. Людям по жизни отведена какая-то роль, но они непременно стараются изображать что-то ещё, что-то постороннее, чтобы скрыть себя настоящих. А уж так называемые священные места тем более пронизаны духом лжи. Нигде я не видел, чтобы воздух был наполнен искренностью. И вот наконец приезжаю туда, где всё настоящее. Индия не кичится своей святостью. Святость привычна для этой древней страны и естественна, как сама жизнь. Ведь жизнь являет пример того, как самое чудесное и святое может сделаться в глазах человека скучным и даже неприглядным, потому что всё очень обыденно. Ты же видела, как в двух шагах от разложенных на песке покойников запросто сидит парикмахер и обслуживает клиентов. А по другую руку от покойника рабочие занимаются починкой вытащенного на берег баркаса. Здесь всё естественно.
– Может, и у нас в стране так же? Просто мы не замечаем этого?
– Не знаю, – пожал плечами Юрий. – Нет, пожалуй, у нас не так, совсем не так. И в Европе не так.
На берегу было полным-полно всевозможных речных судёнышек, многие из которых давно уже не спускались на воду и служили пристанищем для тех, кто хотел получить за небольшую плату ночлег на Ганге.
Юрию улыбнулся и тронул Таню за плечо:
– Смотри!
Он указал на светловолосую девушку, почти девочку. Одетая в вызывающе открытый купальник европейского пошива, она стояла на носу прогнившей баржи и бросала в Ганг латунную посудину на верёвке. Ловко управлялась с той посудиной, она поднимала её на борт, жадно выливала воду себе на голову, в блаженстве запрокидывала голову и снова швыряла верёвку вниз. Некоторое время они покачивались на волнах напротив девушки, а она всё обливалась и обливалась, как заворожённая. На её груди пылал золотой католический крестик.
– Здесь куча европейцев, – сказал Юрий. – Складывается впечатление, что многие стремятся стать отшельниками, носят оранжевую одежду, спят на циновках, бреют голову.
– Мода на индуизм была всегда, – ответила Таня.
Обогнув пару лодок, с которых только что сбросили в воду мертвецов, они вскоре подплыли к тому месту, где грудой лежали бревна и доски. Около костров топтались служители священного ритуала кремации.
– Глянь, – удивилась Таня, – никаких тебе церемониальных костюмов. Совсем обыденно, даже чересчур.
Люди, занимавшиеся кремацией, были одеты в промокшие от пота майки, короткие просторные штаны или же в обмотки. Они суетливо носили дрова из грузовых баркасов.
– Давай чуть подальше, – Юрий тронул лодочника за локоть. – Вон туда.
Перед стенами храма происходило трупосожжение. Множество любопытных сидело на ступенях, поднимавшихся от реки вверх к храмовым воротам. По этим же ступеням бродили худые коровы, вылизывая грязные камни. Какая-то собачонка с облезлым хвостом выгребала что-то из груды остывших углей, возможно, несгоревшую часть человеческого тела. Одинокая молодая женщина сидела возле завёрнутого в цветную материю мужчины и поглаживала тонкой рукой его лицо. Казалось, она успокаивала его, убаюкивала. Её лицо не выражало горя, на нём лежала печать торжественного спокойствия. Рядом с той женщиной не было никого из родственников, она одна провожала умершего мужчину. Чуть в стороне группа сосредоточенных стариков держала над водой укутанного в белый саван мертвеца. Черпая ладонями воду из реки, они опрыскивали ею усопшего. Ещё дальше на волнах покачивалась лодка, из которой пытались вынести покойника на берег. Его уже приподняли, но он выскользнул и громко стукнулся головой о борт.