Под тремя башнями
Шрифт:
Заметив Сашкино удивление, мать счастливо расхохоталась и лукаво, совсем как когда-то давным-давно, поманила его пальцем. Потом, завернув бутерброд в обрывок пергаментной бумаги, она, успевая одновременно приглаживать Сашкины вихры ладонью, сыпала весёлой скороговоркой:
— Отнесёшь завтрак отцу. Он сапёров вызвал. Тут рядом. Вверх по улице и там дом сразу за сквером. Увидишь. Ты сквер помнишь?
— Ясное дело, помню, — Сашка запихнул в рот колбасный обрезок, весь облепленный кусочками ещё не растаявшего желе, и взял свёрток.
Улочка плавным заворотом
Сначала он показался Сашке разрушенным, но, присмотревшись, он понял, дом так и строили, на глухой стене кирпич даже успел побуреть от времени. Впрочем, следов войны хватало и здесь. Сразу за домиком-половинкой возвышался огромный домина с напрочь выгоревшими окнами. От его верхнего этажа осталась одна, торчащая коробкой, квартира и вокруг по образовавшейся плоской кровле тянулись бельевые верёвки.
Сквер открылся сразу за угловым домом. Наверное, раньше тут была площадь, и теперь зелень образовала ровный прямоугольник, отделённый от тротуара полосой мощённого в «ёлочку» проезда. Сашка перебежал мостовую и, нырнув под низковисящие ветки, все сплошь в бледно-жёлтеньких серёжках липового цвета, выбрался на аллейку, пересекавшую сквер наискось.
Пройдя шагов тридцать, Сашка остановился. Самый центр сквера, замкнутый в каре молодых лип, занимало солдатское кладбище. Обрамлённые зеленью и цветами красные фанерные пирамидки со звёздочками тянулись вдоль песчаной дорожки, а в конце её, на травяном холмике, стоял самый настоящий танк.
Сашка медленно дошёл до конца дорожки и, поколебавшись секунду, начал обходить танк кругом, осторожно пролезая между кустиками жасмина. В правом борту танка виднелась большая пробоина, старательно прикрытая отдельным куском железа. Скорей всего, танк подбили где-то недалеко и, не ремонтируя толком, оставили здесь как памятник.
Сашка повернулся, собираясь вылезать на дорожку, и тут же машинально присел. Кто-то очень быстро шел к танку. Поскрипывание гравия казалось почти беспрерывным, и Сашка, не желая, чтоб его увидели, на всякий случай пригнулся ещё ниже.
Скрип гравия оборвался. Сашка, чуть отогнув ветку, выглянул и с удивлением увидел, что возле танка стоит женщина. Взявшись за гусеницу, она приподнялась на цыпочки и положила на броню букетик цветов. Потом отступила на шаг и, наклонив голову, перекрестилась по-католически.
Теперь Сашка рассмотрел её хорошо. Женщина была очень пожилой, сморщенной и в то же время в сухой и тонкой фигуре, в резких, по-молодому лёгких движениях ещё не было ничего старушечьего. Скорее наоборот, строгая чёрная одежда придавала женщине особую моложавость.
К счастью, положив цветы, женщина у танка не задержалась, и, едва она исчезла за деревьями, Сашка поспешно выбрался на дорожку. Сконфуженно отдуваясь (уж больно в несуразном положении он очутился), Сашка в последний раз оглянулся на башню с лежащим под стволом букетом и заторопился к выходу.
Пока он раздумывал, где искать отца, сквер кончился. Сашка поглядел по сторонам, зачем-то оглянулся на арку, которой заканчивалась аллея, и удивленно присвистнул. С этой стороны сквера города не было. Две широкие, тщательно расчищенные магистрали сходились здесь под прямым углом, а от домов остались только поросшие сорной травой кучи щебня и аккуратно пересекавшие тротуар каменные водостоки.
Правда, один дом всё-таки был. С углом, срезанным взрывом, весь в трещинах, с исклёванной осколками штукатуркой, он, уцелевший каким-то чудом, стоял на краю огромного пустыря и словно Феникс, возрождающийся из пепла, с одной стороны уже оделся новенькими лесами. Вспомнив слова матери о доме за сквером, Сашка покрутил головой и прямиком направился к видневшемуся рядом с лесами штабелю кирпича.
Отец был здесь. Стоя рядом с большой кучей мусора, он жестами подавал команды шофёру грузовика. Сашка подошёл ближе и увидел, что в свежевыкопанной траншее лежит длинная и ржавая, чем-то похожая на селёдку бомба-пятидесятка. Сапёр-сержант медленно сдавал «студебеккер» назад и, свесившись из кабины, следил за задними колёсами.
Наконец грузовик встал как нужно, и отец, взяв Сашку за плечо, отошёл с ним подальше, за угол дома. Протягивая отцу завтрак, Сашка вспомнил о сапёрах, спрыгнувших в траншею, и спросил:
— А она не взорвётся?
— Нет. — Отец развернул свёрток и пояснил: — Взрыватели уже сняли.
Сашка чуточку разочарованно вздохнул (бомба без взрывателя его никак не интересовала), и он оглянулся по сторонам.
— Тут их, наверно, много ещё…
— Надеюсь, последняя. Завтра работа полным ходом пойдёт. Думаю, к концу лета первый дом отремонтируем.
— Слышь, па… — Сашка потянул отца за рукав. — А чего тут всё разбито? С той стороны шёл, город вроде целый, а с этой вышел — пустырь.
— А ты вон те улицы видишь? — Отец показал на тщательно расчищенный перекрёсток. — Историческая, можно сказать, магистраль. По ней, брат, ещё французы топали. Мне мать говорила, как ехали, ты всё у окна торчал, полагаю, заметил, тут низина кругом и вода, вода. Так что для войск это одна дорога была и тогда, и теперь. Немцы тут в 41-м войска наши отрезать хотели, ну и, сам понимаешь, бомбили нещадно.
— А-а-а, — Сашка понимающе кивнул и начал: — От нас сюда и вправду вверх идти, а вчера поезд всё мимо болот тащился…
Но отец, явно занятый делом, оборвал разговор и, ободряюще тряхнув сына за плечо, приказал:
— Об этом мы потом поговорим, а сейчас живым духом домой, матери помогать. Скажешь, к обеду домой буду.
Дома дым стоял коромыслом. Все окна, двери и даже подвальный люк были распахнуты, открыв дорогу сквознякам, разносившим запахи прели, воды и свеженатёртого паркета. Сашке тоже нашлось дело. Вооружившись найденной в подвале отвёрткой и высунув от усердия язык, он скрёб, подгоняя на место забухшие оконные рамы, и старательно выковыривал скопившуюся под шпингалетами грязь.