Под тропиком Козерога
Шрифт:
Па сообщил нам без особого энтузиазма, что, если все будет благополучно, он сможет отплыть на следующий день. Мы бросились закупать все необходимое на месяц. Вечером мы вернулись с рынка, нагруженные кастрюлями и сковородками, мешками с рисом, пачками перца, кристаллическим пальмовым сахаром, аккуратно обернутым в банановые листья, и пакетом маленьких сушеных осьминогов. Идея приобретения последних принадлежала Чарльзу, свято верившему, что это блюдо разнообразит наше меню, состоявшее преимущественно из риса. Мы купили также шестьдесят плиток грубой соли и несколько фунтов красно-голубых бус, предназначенных для даяков в качестве обменной валюты.
Первая ночевка на Калимантане состоялась в Тенггаронге, небольшом селении, растянувшемся на милю слева по борту. Я надеялся, что мы будем идти и ночью, хотелось поскорее добраться до даяков, но Па наотрез отказался,
У причала собралась любопытствующая толпа. Даан сошел на берег побеседовать со знающими людьми. Именно в этой деревне, по нашим данным, должен был жить охотник Сабран, но о нем почему-то никто не слышал. Толпа продолжала стоять, наблюдая за нашей трапезой, однако вскоре сгустившиеся сумерки отделили актеров от зрителей, и те разошлись по домам.
В каюте вполне хватало места для троих, но все койки были завалены багажом, и я решил провести ночь на воздухе, поставив складную койку прямо на причале. Лицо обвевала прохлада, особенно приятная после дневного зноя, и я быстро заснул. Но спать пришлось недолго. Я проснулся от шума и увидел в метре от себя огромную усатую крысу, грызущую пальмовый орех. За ней призрачными тенями в лунном свете маячило еще несколько. Крысы рылись в мусоре на причале. Одна обвила своим длинным облезлым хвостом швартовую тумбу, к которой был принайтован конец нашего катера. Я с тревогой подумал, как бы она не перегрызла его. А вдруг мы оставили на палубе «Крувинга» что-нибудь съестное? Тогда они полезут на судно.
Я долго наблюдал за их возней и потасовками. Разгонять крыс было бессмысленно, я только всех перебужу. Кроме того, сама мысль о том, что надо ступить голой ногой на доски причала, рискуя попасть на крысу, наполняла меня отвращением; лежа внутри москитной сетки, я вопреки всякой логике чувствовал себя в безопасности.
Наконец мне удалось заснуть, но тут же меня снова разбудили — на сей раз словами «туан, туан»,звучавшими прямо над ухом. Возле раскладушки стоял молодой мужчина с велосипедом. Я посмотрел на часы: было без чего-то пять.
— Сабран, — сказал человек, тыча себя в грудь.
Я спустил ноги, завернулся в саронг и постарался изобразить приветливость. Не знаю, насколько мне это удалось. Хриплыми криками я разбудил Даана, и тот высунул из каюты взъерошенную голову. Молодой человек объяснил, что вчера вечером ему сообщили о том, что на пристани его ожидают незнакомцы. Боясь пропустить нас, он отправился из дома на велосипеде и мчался несколько миль, чтобы поспеть на берег до нашего отъезда.
Пыл и старание, как мы убедились позже, были отличительными особенностями Сабрана. Душа его жаждала приключений, и, когда ему исполнилось двадцать, он, собрав за несколько лет деньги на билет, поплыл в Сурабаю, чтобы увидеть большой город, о котором столько слышал в Самаринде. Там он нашел хорошо оплачиваемую работу, но нищета и убожество Сурабаи привели его в такой ужас, что он решил вернуться в родные места, где денег меньше, но живется лучше. Теперь он живет в Тенггаронге, имея на иждивении двух сестер и мать, и зарабатывает на жизнь отловом животных. Мы понимали, насколько ценной может оказаться его помощь, и предложили Сабрану поехать с нами. Он сразу согласился, но предупредил, что должен съездить за вещами.
Когда мы заканчивали завтрак, Сабран уже вернулся; все его пожитки уместились в маленьком фибровом чемоданчике. Не говоря ни слова, он прошел на корму и начал деловито мыть грязную посуду. Мы переглянулись: появление Сабрана было явно на пользу экспедиции.
После завтрака мы перешли к делам. Я рисовал интересующих нас животных, а Сабран произносил их местные названия и говорил, где их нужно искать. Нам особенно хотелось увидеть носача — забавное создание, обитающее только в прибрежных болотах Калимантана. Нарисовать его не представляло особого труда, поскольку он — единственный член обезьяньего семейства, обладающий огромным висячим носом [12] . Сабран сразу узнал животное по моему убогому наброску и вызвался отвезти нас к месту в нескольких милях вверх по реке, где водятся носачи.
12
Обезьяна-носач принадлежит к семейству низших узконосых обезьян. Ведет древесный образ жизни. Свое название получила за хоботообразный удлиненный нос, особенно большой у старых зверей. — Примеч. ред.
К вечеру мы добрались туда. Па заглушил мотор, и течение стало мягко толкать нас к берегу, заросшему высокими деревьями. Сабран сидел на носу, прикрывая ладонями глаза от солнца. Наконец он с восторгом указал на берег: метрах в ста впереди, среди густой зелени, у кромки воды, сидели обезьяны, беззаботно срывая листья и цветы и запихивая их в рот. В стае было не меньше двух десятков особей. Обезьяны высокомерно смотрели на нас, не выказывая ни малейших признаков страха. Большинство составляли юнцы и самки одинаково рыжей окраски. Они выглядели до нелепости комично: длинные носы были задраны вверх, как у клоунов в цирке. Старый самец, глава стаи, выглядел еще более уморительно. Он сидел высоко на развилке дерева, свесив хвост наподобие шнурка для домашнего колокольчика. Его рыжий волосяной покров заканчивался на талии, переходя к хвосту в белый, а лапы были грязно-серого цвета. Издали казалось, будто на нем красный свитер и белые шорты. По сильнее всего поражал, конечно, его громадный нос, торчавший на лице словно рыжий расплющенный банан. При такой длине он не мог не мешать при еде; обладателю столь впечатляющего носа приходилось обходить это препятствие, заводя лапу под него, чтобы подносить пищу ко рту.
Мы подплывали все ближе и ближе. Наконец обезьяны встревожились и, с поразительным для таких крупных созданий проворством запрыгав по деревьям, исчезли среди листвы.
Эти необычные обезьяны — убежденные вегетарианцы. Мало кто из них смог выжить вне тропиков, потому что нигде нет замены тем листьям, которыми они питаются. Вот почему мы не пытались поймать их, а просто ходили на катере несколько дней вверх и вниз по реке, снимая их на пленку.
Каждый день утром и вечером они являлись на берег за едой, а днем, в жаркие часы, отсыпались в тени леса. Чтобы не терять это время, мы занимались поисками других животных. В частности, нас интересовали крокодилы-людоеды; в Самаринде уверяли, что река буквально кишит этими милыми созданиями. К вящему нашему разочарованию, нам не встретился ни один. Зато мы видели множество красивых птиц, среди которых чаще всего встречались птицы-носороги. Эти пернатые отличаются оригинальным способом размножения, не встречающимся в птичьем царстве. Они устраивают гнезда в дуплах деревьев, и, когда самка начинает высиживать яйца, самец заточает ее в дупле, замуровывая вход в гнездо комочками грязи, оставляя только крошечное окошко, через которое просовывает подруге пищу. Самка содержит свою келью в идеальном порядке, выбрасывая помет, и остается в гнезде до тех пор, пока птенцы не вылупятся и не оперятся. Тогда она ломает стенку, и все семейство покидает гнездо.
Съемки птицы-носорога закончились сюрпризом. Она сидела на ветке сухого дерева, и нас разделяло болото, покрытое водяными растениями изумрудного цвета. Мы осторожно побрели, проваливаясь по колено в противную грязь и морщась от запаха гнили. Дойдя до места, где было потверже, мы облегченно вздохнули: птица не улетела. Отсюда ее уже можно снимать крупным планом.
Чарльз расчехлил камеру и поставил треногу, стараясь не спугнуть птицу резким движением. В бинокль мне был отчетливо виден клюв, украшенный длинным ярко-красным отростком. Птица гордо поводила им из стороны в сторону. Мне показалось, она осознает, насколько оригинальна ее внешность. В мире пернатых самцы выделяются либо броской внешностью, либо звонким голосом. Бельканто у птиц-носорогов ниже всякой критики. Но при таком клюве трели и необязательны.
Чарльз поднес палец к кнопке, но, прежде чем камера успела зажужжать, птица расправила крылья и полетела прочь…
Мой спутник начал стоически сворачивать свое громоздкое хозяйство. Оглядевшись, я вдруг заметил в болоте среди зелени четыре оливково-зеленых треугольника — гребень хвоста маленького крокодила. Вот это удача! Мы не дыша двинулись к нему. Крокодильчик не шевелился. Похоже, он свято верил в свою маскировку.
Никакой подходящей тары у нас не было, поэтому я стянул с себя рубашку и понес ее перед собой. Мы находились уже в трех метрах от крокодила. Тот все еще не шевелился. Набрав побольше воздуха, я прыгнул и с размаху плюхнулся лицом в трясину. Неужели мимо?! Нет, под руками у меня что-то нервно задергалось. Шумно пыхтя, я встал на колени и цепко схватил узел. На помощь подоспел Чарльз. Стерев с лица налипшую грязь и тину, я взглянул на добычу.