Под твоей защитой
Шрифт:
Он перегорел, и с этим уж ничего не поделаешь.
Тяжело вздохнув, Хантер вылез из джипа и поднялся по ступеням в помещение участка. Месяц назад он уволился из полиции Санта-Фе, чтобы пожить на своем отрезанном от всего мира ранчо и собраться с мыслями, однако время от времени продолжал заезжать сюда, главным образом для того, чтобы повидаться с Ортегой. Ортега не желал его отпускать. Сначала он уговаривал, потом приказывал, закатил ему скандал и в бешенстве топал на него ногами, но, в конце концов, ворча, смирился с решением Хантера.
– Ты еще вернешься, – зловеще предсказал он, выписывая
Когда Хантер вошел в здание, направляясь в расположенные в глубине кабинеты, Ортеги нигде не было видно. Дверь его кабинета оказалась закрытой и, наверное, запертой. В помещении участка никого не было, кроме мистера Уэссвера, сидевшего в напряженной позе на резной деревянной скамье в вестибюле, держа, на коленях свой дипломат. Увидев Хантера, он встал.
– Моя машина у входа. Не могли бы мы продолжить нашу встречу в ресторане мистера Холлоуэя «Ранчо дель соль»? – спросил он. – Независимо от вашего решения мистер Холлоуэй хотел бы угостить вас ужином.
Кивком, выразив молчаливое согласие, Хантер последовал за низкорослым Уэссвером к его темно-зеленому «лексусу».
В Санта-Фе «Ранчо дель соль» размещался в низеньком здании весьма хаотичной планировки, с темными округлыми балками, которые высовывались сквозь штукатурку наружу, и арками из красного кирпича. Ресторан славился своей подлинной юго-западной кухней и был знаменит лучшими в округе бифштексами. Хантер обычно заказывал там отбивные на ребрышках, и они ни разу его не разочаровали. Сегодня, как всегда, мясо таяло во рту с первого кусочка. Нет, никогда ему не понять вегетарианцев!
Джозеф Уэссвер выбрал вино. Хантер, который отнюдь не был знатоком вин, попробовал мерло: как и мясо, вино было отличного качества. Допивая второй бокал, он заметил, что Уэссвер лишь делает вид, будто пьет, и решил, что пора поговорить по существу.
– Что нужно мистеру Холлоуэю? – спросил он, чуть поглубже усаживаясь на стуле. У него затекли ноги, хотелось встать и размяться. На нем были черные джинсы и серая рубаха с расстегнутым воротом. Но если он, по меркам мистера Уэссвера, одет недостаточно официально, то ему на это наплевать. В Санта-Фе никто не обращал внимания на такие пустяки.
– Он хочет, чтобы вы охраняли его дочь.
– Его дочь? – Хантер озадаченно наморщил лоб и вытянул одну ногу, стараясь не задеть при этом нервного мистера Уэссвера. – От кого?
– От ее бывшего мужа. – Он помолчал, настороженно вглядываясь в лицо Хантера.
Детектив замер. Он уже понял, к чему это ведет.
– Его дочь Дженива – друзья называют ее Дженни, – продолжал Уэссвер, – была короткое время замужем за человеком, проявившим к ней интерес исключительно из-за ее приданого, а вернее, состояния, которое она со временем должна была унаследовать. Отец Дженни помог ей пройти через бракоразводный процесс и позаботился, чтобы бывший муж держался подальше от нее все эти годы.
– Сколько лет?
– Пятнадцать.
Не сводя глаз с серьезной физиономии собеседника, Хантер отпил мерло.
– А теперь он вновь появился?
– Да. – Уэссвер глубоко вздохнул и, словно актер на сцене, сделал эффектную паузу.
– Почему вы хотите, чтобы этим занялся
– Потому что вы знакомы с мужчиной, о котором идет речь.
По спине Хантера пробежал холодок. Он весь подобрался, насторожился и застыл в ожидании.
– Это Трой Рассел, – тихо произнес Уэссвер.
Ни один мускул не дрогнул на лице Хантера. Уэссвер чуть было не улыбнулся самодовольно. Реакция была именно такой, какой он ожидал.
– Я могу продолжить?
Хантер коротко кивнул. Трой Рассел был человеком, виновным в гибели его сестры Мишель.
ГЛАВА 1
– Мужчина за четырнадцатым столиком наблюдает за тобой.
Дженни Холлоуэй оторвалась от счета на продукты, который держала в руках, пытаясь понять смысл того, что сказала ее подружка Кэролайн Робертс. Нагруженная блюдами с дымящимися спагетти, та пробиралась по залу, обходя столики с артистизмом балерины.
– Что ты сказала?
– Мужчина. За четырнадцатым столом. – Кэролайн кивком головы указала в дальний конец обеденного зала ресторана «Риккардо», имеющего L-образную форму. Эту часть отделяла от остального зала каменная арка. Там стояли квадратные столики, накрытые белыми камчатыми скатертями. Столик, о котором шла речь, находился как раз за углом. Поэтому Дженни не увидела ничего, кроме мерцающих отблесков на каменных стенах, которые отбрасывали горящие на столиках свечи в хрустальных подсвечниках.
– Верю тебе на слово, потому что четырнадцатый столик мне не видно, – сказала Дженни и направилась в сторону кухни и офисов. Кто-то за ней наблюдает? Последние несколько недель она часто испытывала это странное ощущение, но всякий раз объясняла его взвинченными нервами. Она и впрямь была взбудоражена только что принятым решением относительно денег, которые ей вскоре предстояло получить в свое распоряжение.
При воспоминании о словах матери, у нее до сих пор на глазах выступали слезы. «Я кое-что сберегла для тебя, Дженива, – прошептала ей Айрис Холлоуэй, лежавшая на больничной койке. – Но деньги эти будут принадлежать тебе только после того, как ты достигнешь тридцати пяти лет. Просто знай, что они у тебя есть, и что я скопила их с любовью». Но Дженни, которая тогда была подростком, одолевал страх перед будущим, ожидавшим ее после неминуемой смерти матери от рака печени, и она тогда была не способна думать ни о чем, кроме собственных страданий. Она плакала злыми слезами и сердилась на мать за то, что та так рано покидает ее, и на отца, чья любовная связь с женщиной, которая была, чуть ли не ровесницей Дженни, и последовавшая вскоре женитьба сделали отца и дочь навсегда чужими друг другу.
Но сейчас, по прошествии многих лет, Дженни понимала, как мудро, как дальновидно поступила тогда ее мать. Если бы Дженни получила это наследство в ранней юности, она бы, наверное, уже давно растранжирила его по мелочам. Но сейчас, когда у нее подрастал собственный сын, и она приобрела кое-какой жизненный опыт, Дженни решила вложить эти деньги в дело, которым ее семья занималась уже давно, – в ресторанный бизнес.
Паранойей Дженни не страдала, но, для того чтобы испытывать настороженность, у нее было немало причин.