От стужи, от метелей и от вьюг,от полчищ соплеменников несчастных,бывало, улетали мы на югдля поисков пристанищ безопасных.Так жили мы в иные времена,но давние дороги позабыты,и к северу торопится война,и юг сожжен, и компасы разбиты.Пророчества сбываются теперь.Видать, пришло им времечко сбываться:распахиваю запертую дверь,но… продолжаю, как всегда, бояться.
«Мгновенна нашей жизни повесть…»
Мгновенна нашей жизни повесть,такой
короткий промежуток,шажок, и мы уже не те…Но совесть, совесть, совесть, совестьв любом отрезке наших сутокдолжна храниться в чистоте.За это, что ни говорите,чтоб все сложилось справедливо,как суждено, от А до Я,платите, милые, платитебез громких слов и без надрыва,по воле страстного порыва,ни слез, ни сердца не тая.
«Вымирает мое поколение…»
Вымирает мое поколение,собралось у двери проходной.То ли нету уже вдохновения,то ли нету надежд. Ни одной.
«Меня удручают размеры страны проживания…»
Меня удручают размеры страны проживания.Я с детства, представьте, гордился отчизной такой.Не знаю, как вам, но теперь мне милей и желаннеемой дом, мои книги, и мир, и любовь, и покой.А то ведь послушать: хмельное, орущее, дикое,одетое в бархат и золото, в прах и рванье —гордится величьем! И все-таки слово «великое»относится больше к размерам, чем к сути ее.Пространство меня удручает, влечет, настораживает,оно – как посулы слепому на шатком крыльце:то белое, красное, серое, то вдруг оранжевое,а то голубое… Но черное в самом конце.
«История, перечь ей – не перечь…»
История, перечь ей – не перечь,сама себе хозяйка и опора.Да здравствует, кто сможет уберечьее труды от суетного вздора!Да, не на всех нисходит благодать,не всем благоприятствует теченье.Да здравствует, кто сможет разгадатьне жизни цель, а свет предназначенья!
«Малиновка свистнет и тут же замрет…»
Малиновка свистнет и тут же замрет,как будто я должен без слов догадаться,что значит все это и что меня ждет,куда мне идти и чего мне бояться.Напрасных надежд долгожданный канун.Березовый лист на лету бронзовеет.Уж поздно. Никто никого не заменит…Лишь долгое эхо оборванных струн.
Обольщение
В старинном зеркале стенном, потрескавшемся,тускловатом,хлебнувший всякого с лихвой, я выгляжуаристократоми млею, и горжусь собою, и с укоризною гляжуна соплеменников ничтожных – сожителей по этажу.Какие жалкие у них телодвижения и лица!Не то что гордый профиль мой, достойныйс вечностию слиться.Какие подлые повадки и ухищрения у них!Не то что зов фортуны сладкий и торжество надеждмоих.Знать, высший смысл в моей судьбе златыепредсказали трубы…Вот так я мыслю о себе, надменно поджимая губы,и так с надеждою слепою в стекло туманное гляжусь,пока холопской пятернею к щеке своей неприкоснусь.
«Тщеславие нас всех подогревает…»
Тщеславие нас всех подогревает.Пока ж никто и не подозревает,как мы полны тщеславием своим,давайте в скромных позах постоим.А это значит: не боксер на ринге,не заводила – оторви да брось,а глазки в пол, а ручки на ширинке,а пятки вместе, а носочки врозь.И вот тогда удача улыбнется,тогда и постреляем по своим.Кто рвется к власти – всласть ее нажрется…А нынче в скромных позах постоим.
«Что есть полоски бересты…»
Что есть полоски бересты,разбросанные перед нами?Они – как чистые листы,украшенные письменами.Из тех рисунков и значковк ним, в нашу жизнь, под наши сводыврывается из тьмы вековисповедальный крик природы.Непраздным опытом полна,она тот крик в листы заносит,и что-то все твердит она:предупреждает или просит?
«На улице моей беды стоит ненастная погода…»
На улице моей беды стоит ненастная погода,шумят осенние деревья, листвою блеклою соря.На улице моих утрат зиме господствовать полгода:все ближе, все неумолимей разбойный холоддекабря.На улице моей судьбы не все возвышенно и гладко…Но теплых стен скупая кладка? А дым колечкомиз трубы?А звук неумершей трубы, хоть все так призрачнои шатко?А та синица, как загадка, на улице моей судьбы?..
Звезда Голливуда
Д. А. Половец
Вот Дина Абрамовна с улыбкой Фаины Раневской,с ее же глазами, которых не спутаешь: не с кем,еврейская женщина родом от Красных ворот,где всё раскололось однажды, а в поисках адресавозможно, представьте, попасть и в объятьяЛос-Анджелеса,что реже случается именно наоборот.Да, это, конечно, значительно реже случается.И надо же так нахлебаться, нажраться, отчаяться,что станут профессией Боль, и Надежда, и Даль.А там уж, естественно, белых платочков маханиеи радостный вздох, а потом затрудненностьдыхания,поскольку разлука – не только «отчаль да причаль».И вот она в городе, где проживают колибрии Господа славят, где домики к скалам прилипли,а рядом течет по-арбатски знакомо Ферфакс…И если вглядеться в его тротуары отсюда,Вы, Дина Абрамовна, словно звезда Голливуда,плывете спокойно. В авто. Мимо них. Просто так-с.
Манхэттен
Променады по Манхэттену… Загадочен Манхэттен!Даже стреляный арбатец и начитанный при этомудивляется, как топчется на стертом пятачкезабастовщик в черном галстуке, в тугом воротничке.Или видит он воочию бродвейскую премьеру,или хиппи, или мусорщика, стройного не в меру,и различные картинки в этой каменной глуши:ленты, кружева, ботинки – что угодно для души!И тогда его охватывает, этого арбатца,мир, в который ему выпало так призрачнопробраться,и хотя над ним трепещут еще прежние крыла,но в башке уже колотятся нью-йоркские дела.Мир компьютеров и кнопок!.. Чем же мы не угодили?Отчего же своевременно нас не предупредили,чтоб мы знали: что посеем – то и будем пожинать?Отчего нас не на кнопочки учили нажимать?Кто мы есть? За что нам это? Что нас ждет и ктопоможет?Или снова нас надежда на удачу облапошит?Или все же в грудь сомнений просочитсятайный яд?Или буду я, как прежде, облапошиваться рад?