Под уральскими звездами
Шрифт:
— Зачем тебе столько золота? Ты старый человек. Ведь туда с собой ничего не возьмешь...
— А ты меня не хорони. Я, может, тебя переживу. — Роман Егорыч отвернулся и нахмурился. Нет, не даст директор золота, не надейся, Роман. Тоже казне подвержен. — А куда золото дену — не твоя печаль! В сундук положу и по ночам ласкать стану. Заместо бабки оно у меня будет, хе-хе! Бабки-то у меня нету. Скукота!
— Болтаешь какие-то глупости! — с досадой проговорил Махин и приказал Юрию: — Ну-ка, малыш, сбегай, позови Бронислава. Вон у машины возится. Скажи, чтобы шел срочно!
Бронислав лежал под машиной, наружу торчали только его длинные ноги. Юрка долго и с любопытством наблюдал, как ноги сплетаются в разные немыслимые узлы, как перекидывает их водитель с одной стороны на другую и при этом довольно громко мурлычет «По долинам и по взгорьям».
— Что вы там делаете? — осведомился Юрка и присел на корточки.
— А-а, это ты, бродяга? Гайка, знаешь-понимаешь, такая вредная попалась, никак не затяну... Ну, что они там?
— А ничего. Разговаривают.
— Все про золото? Старорежимный, однако, у тебя дед.
— Старорежимный. Вот до дому доведу и признавать не буду.
— Родного деда? Не признавать? Ну и ну!
— А чего он столько лет золото скрывал? Оно государству, знаете, как нужно было? Жадоба он, и больше ничего! — Юрка умолк, вспомнив, что жадобой назвал деда директорский сын Славка. После этого получилась драка. А теперь он сам второй раз называет деда жадобой... Такое противоречие обеспокоило Юрку. Но что же? Раз жадоба, значит, жадоба. — Он хотел мне свое золото отдать! Подрастешь, говорит, придешь сюда и сколько хочешь себе золота накопаешь.
— Вот как! И что же ты?
— Я отказался. Уж он меня ругал-ругал! А я про себя решил: пойду с ним, дорогу вызнаю и папке все расскажу, а он — государству.
— Хороший у тебя был план. Правильный.
— Еще бы не правильный! — самодовольно кивнул Юрка и вспомнил: — Вас директор велел позвать. «Беги, говорит, позови срочно водителя!».
— Так что же ты молчал! Вот наказание с тобой!
Бронислав расплел ноги и стал выбираться из-под машины. Юрка убедился, что высокий рост имеет и свои отрицательные стороны: водитель, вылезая, несколько раз жестоко стукнулся, так что «эмка» даже дрогнула и качнулась.
К тому времени Роман Егорыч окончательно размяк. Широко растопыривая руки, дед лез обниматься:
— Ах, Серега, мил человек! Не знал я, что ты такой есть! Бери мое золото! Пользуйся, не жалко!
Раскрасневшийся Сергей Михалыч, посмеиваясь, отталкивал старика:
— Ладно, ладно, Егорыч! — Он подмигнул Юрке и сказал Брониславу: — Броня, тебе придется увезти гостей на Пудовое.
— Помилуй бог, Сергей Михалыч! Гонять машину за полтораста километров из-за каких-то бродяжек... Безумие!
— Ах ты... — вскипел Роман Егорыч. — «Бродяжек»? А вот и повезешь! Хозяин сказал — и повезешь!
— Без скандала, Бронислав! Ты меня знаешь?
Бронислав, конечно, знал: покладистый у него начальник, веселый и добрый, но уж если решил — не перерешит. Разговаривать и, в самом деле, бесполезно.
— Ладно, повезу. У меня машина босая... Да, ладно, ладно, повезу!
— То-то же! — Роман Егорыч самодовольно похохотал. — Видал, Юрок? Домой, как министры, поедем... — И вдруг снова вспомнил: — Наследничек ты мой! Обездолил я тебя! Мне ничего не надо... Берите... Ах, господи боже мой, прости меня, внучек!..
От деда пахло вином, глаза были мутные, слезящиеся.
— Деда, ты пьяный! Вот погоди, я мамке-то расскажу! — отбивался от его объятий Юрка, не переносивший телячьих нежностей.
— Неужто деда продашь? Эх, внучек, внучек!
— А ты не пьянствуй! Годы у тебя, знаешь, какие?
Подошла «эмка», и старика посадили в машину. Поехали, Юрка высунулся из машины, усердно размахивая кепкой. Но Сергей Михалыч уже не смотрел на них. Озабоченный и строгий, он торопливо шел к драге. Поварихи, исполнившие свои дела, накормившие обедом и гостей, и приисковое население, стояли у входа в палатку и о чем-то судачили.
Как ни мал был в то время Юрка, а понял: не ко двору пришлись. Непрошеные и ненужные гости, от которых ни радости, ни корысти. И машину-то им дал Сергей Михалыч, может, для того, чтобы поскорее убирались с прииска...
А дед Роман Егорыч пел какую-то заунывную песню про «ерманца», шедшего походом на Россию. Потом стал требовать, чтобы его везли обратно, и нещадно ругал каменно молчавшего Бронислава. Наконец, утихомирился и уснул под собственное мурлыкание все той же песни про «ерманца».
12
В Пудовое приехали заполночь. Бронислав отбил кулаки, пока заставил проснуться Корсаковых, а пассажиров своих и совсем не смог разбудить. Пришлось Владимиру Романычу брать отца в охапку и, как ребенка, на руках нести в дом. Вяло барахтавшегося и тщетно пытавшегося проснуться Юрия нес Бронислав. Антонина Матвеевна напоила водителя наспех приготовленным чаем, и Бронислав тут же выехал обратно.
Целую неделю потом Роман Егорыч вздыхал и охал. И все твердил, что идет, идет к нему смертный час!
Но смертный час все не шел, и скоро деду надоело его ждать. Стал он присматривать себе какое-нибудь подходящее занятие. Нашелся приятель и подбил деда заняться рыбной ловлей. Сам того не заметив, Роман Егорыч стал заядлым рыбаком. Иногда, если удавалось выкроить свободное время в своей «деловой» жизни, к старикам примыкал и Юрка. И неизменным спутником рыбаков был коварный кот Васька, который однажды похитил у зазевавшегося Юрки завтрак. Дед жил долго. Юрка из мальчишки превратился в рослого парня. Он был далеко от родных мест, в одном из сибирских городов, в техникуме, когда пришла весть о кончине Романа Егорыча. Деда не стало. Но всюду, куда бы ни попал Юрий, он всегда с теплой и тихой грустью вспоминал то далекое лето, когда они три дня шагали по горам и долинам Южного Урала.