Под защитой горных духов
Шрифт:
Ее россказням не особо верили. Больше всех удивлялась такому наглому вранью старая Кастрюля. Она была убеждена, что древнее её, Кастрюли, и нет никого на белом свете! Разве что сама Хозяйка, которую она помнила еще невестой. Тогда на свадьбу молодым и подарили набор украшенных цветочками кастрюль. Она одна с тех пор все тут и живёт, а остальные её сестрички поразъехались по другим домам и городам с семьями выросших детей… Она одна бережёт в душе воспоминания о той поре и иногда даже рассказывает своим соседкам, как тогда юная невеста уговорила своего суженого венчаться в церкви. В те-то советские времена…
После завтрака Хозяйка обычно выходит погулять или в магазин сходить – за тем, за другим… Но сегодня она не собирается, кажется, на улицу. Всё хлопочет на кухне. Ждёт кого-то? Гости так редко появляются здесь… Изредка заходит сын, живущий с семьей неподалёку. Приносит продукты. Обычно долго не задерживается. «Мой соцработник», – невесело шутит Хозяйка.
А вот, кажется, и он. Нет, не он… Сын открывает дверь своим ключом, а тут звонят. Певучая мелодия разбудила старую Кастрюлю, она вся обратилась в слух. Да и любопытные тарелки со вниманием стали наблюдать за развитием событий. Вышла из своего вечного полусна-медитации и Сахарница на пенсии.
Хозяйка взволнованно поспешила к входной двери. Гости! Вот почему не пошла она сегодня даже на службу в храм.
В квартиру зашла краснощёкая весёлая девушка в шляпке. Это была далёкая родственница, столь редко – раз в несколько лет – тут появляющаяся, что даже многоуважаемая Кастрюля не сразу признала её. Только Сахарница с серебряными ножками сразу сообразила, кто навестил их дом. У неё, несмотря на возраст, была отличная память, и она была очень внимательна ко всему происходящему. Сахарница и шепнула всей остальной посуде, что это внучатая племянница, внучка сестры давно умершего Хозяина… Когда-то и сама сестра приезжала сюда. И эту внучку привозила, еще ребёнком.
Объятия, разговоры. Посуда вся готовится к обеденному «балу», а на столе и час, и другой – всё фотоальбомы… Наконец, обед – совсем не праздничный, скромный… Потом все уходят на прогулку к реке.
Оказывается, торжество намечено на вечер. Пришёл сын с женой и детьми-школьниками. Эти тут и не появляются вовсе. Им не до бабули и приехавшей родственницы: сразу уткнулись в компьютер. Хозяйке гаджеты современные как бы совсем ни к чему. Сын поставил на тот случай, если вдруг ему у матери придётся подзадержаться. Или детей сюда на время отправить…
Взрослые, наконец, собрались ужинать. Посуда радовалась. Кастрюли в деле. Всё кипит, варится, парится… На льняной скатерти расставлены тарелки, в центре для торта – большое, расписанное цветами фарфоровое Блюдо, бокалы, хрустальные резные вазочки… Только старая Сахарница по-прежнему грустит на своём месте в шкафчике… Её не позвали на бал!
А на столе!.. Нарезаны колбаска, сыр. Разложены салаты… Дымится ароматный плов.
Однако… Оказывается, молодая родственница приехала ненадолго и торопится на поезд. Потому ужин проходит в хорошем темпе. Мальчиков кормят отдельно. Так тут принято.
И вот, когда девушка уже собралась в обратную дорогу и стояла с сумкой на пороге, Хозяйка всплеснула руками:
– Как же я, старая, забыла! Семён, Марина, – обратилась она к сыну и снохе, – вы ведь не будете возражать, если я подарю нашей дорогой гостье ту вазочку?
– Какую еще вазочку, мама?
– Ну, конфетницу! Сахарницу! С серебряными ножками! Дедушкину любимую…
– Ты же знаешь, мама, никому из нас это твоё старое барахло не нужно. Дари что хочешь…
Хозяйка медленно проплыла в кухню и достала с полочку ту самую Сахарницу.
– Это дореволюционная вещь. Цены ей нет. Раритет. Ты вот историей рода занимаешься, тебе и следует её подарить. Бери. Храни. Память от прадеда…
Гостья скинула пальто и вернулась на кухню.
– Тетя Мила, да тут какая-то печать, герб царской России. Двуглавый орел… Надо же! И написано, вот, смотрите: «Товарищества М. С. Кузнецова…» Я буду ее беречь.
Посуда слушала этот разговор с удивлением и восторгом. Оказывается, с ними всегда жила старинная чудная вазочка. Принцесса среди посуды, можно сказать… Голубая кровь. И не заносилась. А они-то думали, что Сахарница всё сочиняет, и не слушали её воспоминаний… А ведь она, наверное, еще многое могла бы им рассказать о тех далёких временах и людях…
– Да, живая история… Не дай Бог, разобьётся… Надо завернуть аккуратно. И вам не жалко отдавать её?!
– Ты же слышала, сыну не нужно. Он уже много чего просто выкинул. Или продал. Бери, бери на память.
Когда к ночи все гости ушли, усталая Хозяйка, помолившись, выключила свет и легла в постель.
А на кухне продолжалась жизнь. Посуда бурно обсуждала события дня. Одни жалели Сахарницу – зачем их соседку куда-то увезли? Другие недоумевали. Как это они и не догадывались, кто среди них был самым старшим по возрасту, да и по положению. Серебряная штучка из дореволюционного резного деревянного буфета со стеклянными дверцами… Как Хозяйка сказала – раритет!
Старая Кастрюля молча слушала эти разговоры… видно, долго думала. Потом строго, авторитетно заявила:
– Мы будем помнить нашу подружку. Красавицу. Скромницу. В новом доме, надеюсь, ей будет хорошо. Её поставят на видное место и будут показывать с гордостью всем, кто зайдёт на огонёк. Мы-то думали, что она Сахарница-пенсионерка, а она уже перешла в высшее сословие. Стала предметом антиквариата… А теперь всем спать!
– А что такое «раритет», «антиквариат»? – несмело спросила любопытная чайная ложка. Но старая Кастрюля медленно поправила свой шарфик – стальные ручки из нержавейки – и посмотрела на неё столь уничижительно, что та прикусила язычок.
Теперь уже точно на кухне не было ни одного предмета кухонной утвари старше и главнее старой Кастрюли.
Квартира номер 36 и ее обитатели
Однажды холодной промозглой сентябрьской порой, когда на улице рано темнеет (хотя до настоящего вечера еще далеко), маленький домовой Петруша совсем загрустил. Он остался один в полупустой квартире номер 36. Все его родные уехали, когда хозяева увозили часть вещей.
А он упёрся и не поехал! Не хотел покидать свой дом. Хранил глубоко в душе воспоминания о прошлом, о детстве…