Под знаком розы и креста
Шрифт:
Куликова арестовали осторожно, но скорее всего – о чем можно было и сообразить заранее, ведь похищать и возить трупы в одиночку тот не мог, – у него оказался подручный из персонала больницы, и этот пособник сумел сообщить об аресте прозектора Трупоеду. Тот со своим давним приятелем и первым помощником во всех делах по кличке Сорока (как позже выяснилось, было у него и второе, так сказать, неофициальное прозвище – Гнида), то есть с Сергеем, в панику не ударились. Во-первых, прекрасно понимая, что Куликов не заинтересован давать показания, они понадеялись, что у них есть запас времени. Потому решились забрать все самое ценное из особняка, служившего им не только штабом фальшивого ордена, но и личными апартаментами, и который они обставляли весьма роскошно, ссылаясь на необходимость производить
Слежка за мной велась не первый день, так что найти меня проблем не составляло. Правда, им долго пришлось ждать, пока я уеду из адвокатской конторы, зато я зашла отправить телеграмму именно в ту телеграфную контору, которую Сергей знал как свои пять пальцев. Так что мое похищение должны были заметить не сразу. Филер, приставленный присматривать за мной Ковалевым, оказался не слишком опытен и заметил мое исчезновение слишком поздно. По счастью, господа масоны и розенкрейцеры сочли правильным приставить ко мне в качестве охраны Андрея Яковлевича. Тот счел необходимым, пусть не сразу, но войти на телеграф, и видел, как меня уводят через служебные помещения. Правда, погоню организовать не удалось, да он и не стремился к этому, справедливо рассудив, что раз меня просто увозят, то не стоит мою жизнь подвергать опасности, мало ли что взбредет в голову этим господам, если они заметят преследование? Тут же на телеграфе Андрей Яковлевич воспользовался телефоном и сообщил все барону фон Остен. Тот был в курсе дел более, чем я могла ожидать, и моментально связался с Ковалевым.
Прозектор Куликов к тому времени от всех вопросов по существу дела уходил, припереть его было нечем. Но узнав о моем похищении и сочтя себя в нем пусть не прямым, так косвенным виновником, Ковалев рассвирепел так, что от одного его вида – во всяком случае, мне так было сказано – Куликов сдался и поспешно сообщил нужный адрес.
Одновременно с этим Никанор Андреевич отправился, как и было договорено, к трактиру. И первым делом принялся расспрашивать извозчиков на ближайшей стоянке, не доводилось ли им из этого не лучшего пошиба заведения развозить посетителей в некий роскошный особняк в Новогиреево. Такие нашлись, а один даже сказал, что буквально вчера возил одного господина, который обычно называл один район, а никак не точный адрес и высаживался то тут, то там, прямиком в один особняк. Так что и действия Аркадия Базарова оказались не бесцельны – он подпоил человека, и тот на короткое время забыл о бдительности. Что и позволило быстро установить нужный адрес.
Никанор Андреевич сразу туда и отправился. И прибыл на несколько минут раньше меня. Ну и раньше представителей охранного отделения, что в тот момент его никак не радовало, но позже дало повод гордиться. В общем, сыщик стал предельно осторожно и умело осматриваться, изучать обстановку и, к огромному изумлению, увидел, что в особняк под конвоем привезли некую барышню. Рассмотреть меня в сгустившейся темноте он не мог, но ему достало и одного подозрения, что это я. Он бегом, потому как ни единого извозчика под рукой не оказалось, кинулся к ближайшему месту, откуда можно было передать сообщение по телефону. И на полпути встретился с жандармскими каретами, следовавшими по нужному адресу. А также пристроившегося к ним нашего Ивана Фроловича, тоже не находившего себе места, и присоединившегося к нему Андрея Яковлевича.
Короче, все оказались на месте. Никанор Андреевич к тому времени успел составить себе представление об обстановке в особняке и подле него. Ковалев грамотно организовал нападение, и до поры все происходило в полной тишине. Говорили, что Фролов своей тросточкой уложил человек пять, а одного тут же умело допросил. Как мне показалось из некоторых недомолвок, далеко не первый, из числа им допрошенных, что-то знал обо мне, вот он и задержался.
Тем временем Иван Фролович исхитрился схватить одного из членов шайки, к его удаче оказавшегося
Но тут все равно дело дошло до стрельбы. Никанор Андреевич кинулся звать подмогу, опасаясь нарваться на пути ко мне на вооруженных бандитов. А Иван Фролович плюнул на всякую подмогу и возможные опасности, схватил допрашиваемого им пленника в охапку и тряхнул так, что едва дух из него не вышиб, после чего велел указывать дорогу ко мне. Вот и случилось, что первым объявился наш кучер, а все остальные появились несколькими минутами спустя.
Примерно так, весьма сумбурно, но вполне успешно прошла операция по моему освобождению. Хорошо, что никто из наших людей не пострадал. А то бы мне досталось по первое число.
А в тот день я постаралась побыстрее отправиться домой, чтобы избежать упреков, которые обязательно бы посыпались на меня, едва жандармы и все прочие пришли бы в себя. Тем более что маменька наверняка уже начала беспокоиться. Мне, конечно, никто возражать не стал и даже Аркадия Базарова со мной без лишних вопросов отпустили. Его мы довезли до Тверской и там распрощались. Но свою часть истории он успел мне рассказать по пути, пусть и продолжал сильно шепелявить.
Дома пришлось сказать половину правды. Что задержалась я оттого, что только что были арестованы почти все участники банды, убившей Валентина Пискарева, и мне до жути было интересно узнать, как и чем все завершится. А телефонного аппарата под рукой не оказалось.
41
В понедельник в московском губернском казначействе был схвачен господин Барсуков. Он предъявил сфабрикованную ассигновку от мирового судьи Хамовнического участка и паспорт на имя Семена Борисовича Ясеня. Ему выдали требуемые процентные бумаги. Получив эти ценные бумаги, он хладнокровно их пересчитал, проверил все купоны, уложил их в портфель и не спеша вышел из казначейства, где у подъезда его ждали полицейские агенты. Барсуков, будучи схвачен с поличным, сразу сознался, что совершить этот подлог, посулив две тысячи рублей, его уговорил письмоводитель мирового судьи, который в данный момент ожидает его в снятом для этой встречи меблированном номере на Остоженке. Туда срочным порядком был отправлен полицейский наряд, но господин письмоводитель оказался излишне неврастеничен и, увидев подъезжающую полицию, начал стрелять через двери, несильно ранил одного из полицейских, но сильно их разозлил. Был открыт ответный огонь из револьверов, одна из пуль угодила письмоводителю прямо в сердце. Не исключено, что пистолет был ему подсунут Барсуковым.
Вышло так, что Барсуков оказался виновным лишь в не самом значительном преступлении, организованном другим человеком. Елизавету Гаврилову он само собой ни разу не упомянул, а полиция сочла дело сделанным и всякими мелочами интересоваться не стала. Выходило, что пользы для Михаила, с которого были сняты обвинения в убийстве Пискарева, но не в убийстве его тетушки, вся эта история не дала. Поразмыслив, Осип Иванович решил не настаивать особо на проведении более тщательного расследования дела с подлогом, зато настоял на скорейшей передаче в суд дела Михаила Юрьевича Пушкина.
– Раз полиция легко согласилась на скорую передачу дела в суд, стало быть, у нее на руках оказался неизвестный нам козырь, – сказал мне Осип Иванович. – Ну так-с у нас козырей больше, и они покрупнее будут.
– Даже те, что пока ростом малы, – согласилась я, имея в виду наших мальчишек. – А козырного туза вы когда намерены из рукава доставать?
– Полагаю, сразу, как начнутся свидетельские показания. Пора уже вызволять Михаила из тюремных казематов.
Суд начался в пятницу, но я впервые пришла в него лишь в следующий понедельник. Все эти длинные и скучные вопросы с определением состава присяжных, суда, обвинения, защиты мне были неинтересны. Да и суть обвинения была хорошо известна. А вот не посмотреть, как наши мальчишки поведут себя в качестве свидетелей, я не могла. Осип Иванович, чтобы я имела законное основание прогулять уроки, выписал свидетельскую повестку и мне, хотя вызывать меня не собирался.