Под знаком тигра
Шрифт:
Тигр, словно сфинкс, ровно положив перед собою лапы, выпятив грудь и гордо подняв голову, щурится на солнце. Глаза его слезятся от света, он часто моргает, но смотрит и смотрит на солнце — словно измученный жаждой, приник к прохладной живой струе и упивается с великим наслаждением. Вот он какой, солнечный зверь! Вот почему его шкура имеет все оттенки солнечного диска!
Солнце скрылось, лучи торопливо побежали по склону сопки наверх и, задержавшись на вершине, бесследно пропали, словно спрыгнули в темнеющую бездну. Солнца давно уже нет, а глаза тигра все светят, словно два оконца,
Вторая ночь на исходе. Под утро тигр обошёл вокруг машины, подлез под кабину, фыркнул недовольно. Наверное, неосторожно вдохнул едкий запах автомобиля. Потоптался рядом и, крадучись, пошёл по колее. Кого-то почуял? Бегом в зимовье!! Выждав минуту, тихо открываю дверцу и… быстро заскакиваю обратно: длинная тень мелькает на тропинке, ведущей к ручью. Вот гадство! Не успел!
Сколько времени мне надо, чтобы пробежать 20 метров? Надо посчитать. Лучшие спортсмены пробегают 100 метров за 10 секунд. Я не очень быстро бегаю, беговой дорожки здесь нет — снег плюс «обувь» да одежда. Получается, что не быстрее, чем 100 метров за 20 секунд. Это скорость. Дистанция 20 метров в пять раз меньше. 20 секунд разделить на 5, получается, что мне надо никак не меньше 4 секунд, чтобы добежать от машины до зимовья. Всего 4 секунды!
Так, теперь подумаем, как бегает тигр. Много раз видел по следам, когда тигр атакует, первые его прыжки никак не меньше 7 метров. То есть 20 метров для него это всего три прыжка. Три прыжка для тигра это не больше 1 секунды. Получается, что можно было успеть добежать, если бы тигр отошел метров на 80. Это во-о-он до того кедра… Если по дороге. Или вон до того бугра — если по тропе. И всё. С других сторон заросли почти вплотную подступают к зимовью. Непроглядные заросли. Жаль! Был же шанс! Почему был не готов, когда тигр отошёл по колее? Ведь на 100 метров отходил! Даже мысли не возникло, что успею добежать! Как под гипнозом!
Ну, всё! Теперь надо быть готовым. Как только тигр отойдёт на безопасное расстояние — старт!
Зимний рассвет с усилием поворачивает к себе Землю. Земля нехотя поддается, словно накрепко приклеилась к звёздам, и те, отрываясь по одной, сразу же гаснут. Тигр лежит на крылечке. Опустил тяжёлую голову на лапы, глаза закрыл, но уши стоят торчком, нацелены на машину, ловят каждый звук. Голод даёт о себе знать: тянущий желудок притягивает только одни мысли — о еде. В избушке накрыт стол… Неужели тигр не проголодался? Или пришёл закусить собачатиной, наевшись на неделю вперёд? Что-то не верится. Что же придумать, чтоб он ушёл? Как прогнать? Чем отвлечь?
Кинуть в него… монтировкой! Монтировка попадает ему прямо в лоб, тигр ревёт от страха и боли, пугается и… убегает! А если разозлится, прыгнет на машину, ударит лапой по хрупкому стеклу? Скорее всего, так и произойдёт. Что же придумать?..
Собака покорно терпит. Словно так и должно быть: греть хозяина, не шевелиться и терпеть, бесконечно терпеть.
Мороз крепчает. Всё чаще приходится греться, приседая боком в тесной
Всё чаще наступает апатия. Холод сковывает тело, и нет желания шевелиться — вот так и замерзают. Всё труднее себя заставлять приседать и отжиматься. Всё слабее становятся руки и ноги…
Третий рассвет. Невыносимый утренний холод громко треснул стволом дерева и с шорохом стал рассыпаться от прикосновения жёлтого света. Словно опомнившись, солнце распустило все свои лучи и сыпет по ним, как по лоткам, корпускулами призрачного тепла. День расплывается, мякнет. Оттепель. Иней на стекле потемнел, потяжелел, медленно пополз вниз.
Через чистое стекло смотрю, как синеет снег на склоне сопки, процарапанный белизной берёз. Среди белого и синего, словно старые трещины, — чёрные стволы кряжистых дубов, позолоченные неулетевшими листьями. Красиво. Нет ничего особенного: синий снег, белые берёзы, чёрные дубы, жёлтые листья, зелёные кедры. Но очень красиво.
Тигр, лёжа на боку, по очереди вытягивает лапы. Лапы, подрагивая, тянутся достать что-то недосягаемое, словно вслепую шарят, ощупывая границу снега и воздуха, неожиданно распускаясь когтистым цветком. Четыре цветка смерти. Так вот они какие — цветы смерти!
Вволю повытягивавшись, тигр садится, скучая, оглядывает и долго смотрит на сопку. Созерцает. Неужели и ему нравится пейзаж?
Вдруг он насторожился. Глядит прямо на склон сопки. Подавшись вперёд, слушает и слушает зимнюю картину. Морда словно приникла к источнику звука. А звук не слабеет. Он все сильнее льёт. Его струя всё шире, и тигр к ней приникает всё глубже.
Что там может быть? Тигр резко привстал, напрягся. Медленно сел опять. Хвост забеспокоился, засуетился вокруг полосатой спины. Неожиданно передние лапы подломились, тигр пригнулся и сжался. Увидел!
Что же он увидел? Вглядываюсь в склон и замечаю среди зарослей темный промельк. Потом ещё один. Потом ещё. Разного размера. Кабаны!
Неторопливо, останавливаясь и прислушиваясь, впереди табуна идет крупная свинья. За ней подсвинки, поросята. Все настороженные, внимательные. Кто-то их спугнул с уютного солнцепека, где в мелком дубняке и орешнике они лежат весь день. Но почему они не бегут? Обычно кабаны быстро перебегают на другую сопку, в другие заросли. Неужели пересекли тигриные следы трехдневной давности и так сразу насторожились?
Неужели тигр не пойдет за ними?!
Никакой реакции! Смотрит на кабанов и даже с места не сдвинулся! Один за другим кабаны уходят…
Надежда на спасение, так ярко вспыхнувшая, потухла. Слезы отчаяния затуманили взгляд. Комок обиды застрял в горле и никак не проглатывается.
Тигр всё сидит. Уши скучающе вертятся в разные стороны. Зевнув, изогнул шею и стал лизать несмываемые полосы на груди, словно выглаживая, вылепливая, ваяя душу, владычествующую над Тайгой, над Землей, над Временем…