Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
Его дворец очень хорошо сохранился, потому что в нем всегда останавливался римский наместник, когда приезжал сюда. За две драхмы для меня открыли ворота в сад, и я смог насладиться великолепным видом отсюда на нижний город и равнину, переходившую на западе в пологие холмы.
Библиотека находилась недалеко отсюда, но трудно было разглядеть ее среди всех этих дворцов и храмов. Она принадлежала храму Афины, так как царь Эвмен на свои деньги приказал соорудить в Афинах великолепный портик, и в благодарность за это жители города прислали ему копию знаменитой статуи Афины работы Фидия [68] .
68
Фидий (ок. 500–428 гг. до н. э.) — великий древнегреческий скульптор, автор статуй Афины Промахос (Воительницы), Афины Девы (Парфенос), Зевса Олимпийского и других произведений.
Довольно глупая надпись, поскольку Менед давно забыт, а Сафо своими бессмертными песнями превзошла не только женщин.
Почему я все никак не подойду к главному? Может быть, мне мучительно говорить о той постыдной роли, которую я сыграл — вынужден был сыграть?
Я представился врачом и писателем, сказал, что пишу сейчас труд по истории медицины и, будучи любителем поэзии, хотел бы также воспользоваться возможностью и отыскать неизвестные мне до сих пор произведения. Это заинтересовало молодого библиотекаря. Отдавая должное его знаниям, я попросил его уделить мне несколько часов своего драгоценного времени и вложил ему в руку тетрадрахму.
Молодой человек действительно выказал хорошую осведомленность: всего лишь несколько раз ему пришлось прибегнуть к помощи указателя. Он бегло просмотрел мой список, в котором было около трехсот названий. Если я правильно помню, из них в библиотеке имелось около двухсот сорока, а еще двадцать было выдано на время каким-то знатным лицам, но, как подчеркнул мой помощник, это делается только в исключительных случаях. Конечно, мне нужно было спросить и о трудах по медицине. Я назвал несколько первых пришедших мне на ум авторов, таких как Диокл из Кариста, Филистион из Локриды, Дексипп с острова Кос и Хрисипп из Книда.
Библиотекарь заверил меня, что у них есть множество Трудов этих авторов. В ответ я пообещал прийти на следующий день, чтобы спокойно приняться за работу.
— С иностранцев здесь взимается определенная плата, — испытующе посмотрел он на меня, как будто хотел узнать, готов ли я заплатить.
— Конечно, — сказал я, — в конце концов, на содержание такого учреждения необходимы средства.
Он кивнул, казалось, с облегчением.
— У нас постоянно трудятся не менее десяти переписчиков, однако неплохо было бы, если бы их было двадцать, а то и больше. К тому же с тех пор, как царь Птолемей Эпифаний ввел запрет на вывоз папируса, мы вынуждены производить дорогой пергамент из козлиных шкур.
— Но ведь это было очень давно…
— Однако до сих пор остается в силе, и папирус растет только в Египте. За это время мы научились также изготавливать пергамент из овечьих и телячьих шкур, однако он по-прежнему остается дорогим.
Я решил при случае спросить царицу, нельзя ли пересмотреть это старинное распоряжение, поскольку в этом соревновании александрийская библиотека давно уже вышла вперед.
Я оказался все
Тогда меня мало это заботило, потому что вскоре прибыл посыльный из Эфеса с коротким сообщением о том, что царь Ирод по требованию императора остался в Иудее.
И я с легким сердцем пустился в обратный путь. Я вернулся как раз в разгар приготовлений к путешествию в Самос, где царственная пара намеревалась остаться до весны.
— Видишь, мой друг, — сказала царица, — этот арабский интриган не всегда может настоять на своем — по крайней мере, если я этого не хочу.
Самос расположен настолько близко от Эфеса, что почти виден оттуда, поэтому наш переезд длился всего несколько часов. На острове не нашлось настолько обширной гавани, чтобы в ней разместилось около восьмисот судов; часть кораблей встала на якорь примерно в миле от берега.
На холме между столицей, возведенной тираном Поликратом, и святилищем Геры Антоний несколько лет назад приобрел дворец, который по его приказанию был великолепно обставлен. Кроме того, император, имевший немалый опыт в устроении разнообразных праздников и увеселений, уже за несколько месяцев до нашего прибытия распорядился, чтобы сюда были приглашены все известные в окрестностях певцы, музыканты, актеры, жонглеры и шуты.
Его любимцы тоже были здесь: флейтист Ксютос, танцор Метродор и Анаксенор из Магнезии, который непревзойденно играл на кифаре и которому император пожаловал доходы от четырех городов.
Слава святилища Геры, с его огромным храмом, к сожалению, так и не достроенным, и с его знаменитой священной улицей длиной в сорок стадий — эта слава поблекла через несколько недель перед праздничной суетой в Самосе, где день за днем допоздна звучали хоры и разыгрывались представления. В перерывах между ними выступали жонглеры, акробаты и шуты. Греки называют этот свободный народ hoi peri ton Dionysos technitai и обозначают этим именем всех, кто — чтобы сделать свое занятие более уважаемым — считает себя слугами Диониса и ему посвящает свое искусство.
Похоже, императора нимало не занимала предстоящая война и играть роль Диониса нравилось ему больше, чем быть озабоченным императором. Многие историки утверждают, что для Марка Антония было бы полезней вторгнуться в Италию, вместо того чтобы дожидаться, пока Октавий вступит в Элладу и принудит его к обороне.
Император неоднократно объяснял, почему он был так беспечен: он бесконечно верил в силу денег. Царица и он обладали такими сокровищами, о которых Октавий, постоянно вынужденный увеличивать налоги, мог только мечтать.
В мае этот долгий праздник окончился, и мы отправились в Афины. Этот город многим обязан Птолемеям, и в нем до сих пор регулярно проводятся в их честь праздничные игры.
Нашей царице была устроена встреча, достойная богини. В Акрополе среди прочих была установлена статуя Исиды.
Однако беззаботные дни Самоса уже миновали. Из Рима то и дело приходили нерадостные вести. Октавий принудил сенат лишить Антония звания триумвира и предусмотренного в следующем году консульства. Тем самым Октавий добился того, что Антоний стал частным лицом, изменившим Риму, искателем приключений на службе иностранной царицы. Отныне все его приказы, распоряжения и поручения, отдаваемые от имени Рима, становились незаконными, а присяга, которую принесли ему легионеры, стала считаться недействительной.