Под звуки сагатов
Шрифт:
— Приветствую, сестра, — я скрипнула зубами. Если уж жрицы Светлоликой явились ко мне, происходящее явно не зависит от меня. Хорошо хоть я старше рангом чем та, которую прислали меня убеждать.
— Приветствую, сестра. Я не буду спасать ребенка, — жрица чуть заметно улыбнулась, опустив голову.
— Сестра вольна поступать, как решит. Но стоит учитывать все моменты.
— Я не стану ничего учитывать. Уходите. Мальчик умрет, — на правах старшей я развернулась, возвратившись в свою комнату и захлопнув двери.
Сердце бешено колотилось,
— Сестра, сохрани жизнь ребенку.
— Сестра, услышь!
— Сестра, грань между мирами должна устоять! Сестра! Сестра! — глянув в окно, убедилась, что ровно под моими окнами на коленях на голой земле стоят жрицы второй ипостаси моей богини. И что я могла? Скрипнув зубами, села на ковер, прикрыв глаза. Должно, должно быть какое-то решение.
Спасти ребенка. Демона не победить, его можно только изгнать, обменяв на что-то иное. Обряд Ханан-Ралим. Одна отданная жизнь. Ее можно выкупить только двойной ценой. И даже если я сумею найти две равных жизни, соглашусь ли я брать на себя это? Нет. Пусть я и Мадзе, жрица кровавой ветви, я не стану брать на руки кровь двоих невинных людей.
— Сестра, прими решения.
— Сестра, спаси дитя!
Жрицы светлоликой. Какая нелегкая их принесла? Мне казалось, они принимают обет молчания. Ан, нет. Вон как орут.
Терпения мне хватило до середины ночи. Девушки из Храма светлоликой взывали непереставая. Анейша. Моя нерожденная дочь. Джабур. Мир, который может быть поглощен, если граница не выдержит. Ил. Ребенок, который пока ни в чем не виноват, но переносит страдания, невыносимые для взрослого мужчины. И чистота моей души с другой стороны.
Десять лет.
Десяток лет благочестия и добродетели для искупления одной жизни. Меня просят забрать две. Если бы вопрос стоял о том, чтоб отдать мою, я бы, наверное, думала меньше.
Чего стоит моя душа? Равна ли она жизни целого мира? Не думаю. Как ценен мой род? Моя сестра сможет продлить его.
Двадцать лет. Может, я и сумею очистить свою душу за это время. А может, я горько рассмеялась, я сделаю что-то такое, за что мне простат убийство.
— Сестра, выслушай!
Решившись, я скинула половину амулетов на кровать, желая быть вежливой с сестрами. Половина из моих талисманов были вещами страстей, от которых жрицы Светлоликой решили отказаться.
На дворе стояла глубокая ночь, но в доме никто не спал, слушая беспрестанные крики девушек. Выйдя на двор, я остановилась напротив троицы в серых одеяниях. Сестры замолчали, а затем поклонились, прижимаясь лбами к земле.
Старшая поднялась из поклона, скинув капюшон.
— Сестра, выслушай меня. Если ты пришла, значит сомнения гложет твою душу, — не оборачиваясь, я слышала, что спиной собирается толпа из жителей деревни и обитателей дома.
— Говори.
— Светлоликая поведала нам, что требуется для спасения ребенка-стража. Оплата чужой жизнью. Сколько тебе нужно?
— Две, — осипнув, едва смогла вытолкнуть из горла слова, — мне нужны две жизни.
— Я привела к тебе тех, кто готов отдать себя.
— И кого ты привела ко мне? — не сумев сдержать иронию, я сердито фыркнула. — Девиц, которых бросили женихи? Женщин, которые не сумели родить детя?
Жрица подняла свои бесцветные глаза, чуть поверну набок голову.
— Расколотые души.
Я вздрогнула, не в силах поверить. Расколотые души. Люди, не сумевшие оправиться от каких-то жизненных событий. Те, кто желал бы закончить эту жизнь, получив свободу от боли и прошлого, которое терзает их.
— Нет, — тихо, прошептала я, падая на колени. Ноги подкосились. Меня просили спасти мир, ребенка и освободить от мучений две души. Как так? Кто может противиться этому? Возникало чувство, что меня просто подставили, заперев среди таких условий. Нет вариантов. Их просто нет.
Девушки, стоящие на коленях напротив меня, снова поклонились, касаясь земли.
— Освободи нас, сестра.
— Помоги нам.
По щекам сами собой потекли горячие слезы, капая на ворот рубашки, на колени.
Я покачала головой, все еще не веря. Нет путей.
— Я должна увидеть осколки.
Девушки тут же поднялись, взметнув полу серых одеяний. Конечно, их свобода послужит спасением одной жизни. Что им всем до меня. Я просто инструмент в руках судьбы. Острый кинжал, которому предстоит пролить чужую кровь, так как лишить жизни самих себя запрещено. Это предстоит сделать мне.
Одна из жриц приблизилась, присев напротив. Глубокий капюшон был откинут и на меня посмотрели глаза, которые когда-то были цвета зеленой травы, а сейчас отсвечивали слепым бельмом пролитых слез.
Взмахнув рукой, прикрыв глаза, осторожно коснулась середины лба молодой девушки. Образы, освобожденные из память, нахлынули, выбивая дыхание.
Люди. Много темных мужских фигур. Крики, пожары. Дома вокруг пылают, вскидывая пламя до небес. Крики режут слух и разрывают сердце. Я бегу, выплевывая легкие от жара. Быстрее, вон, в лес. Я почти добегаю до кромки леса, когда упругая крепкая веревка с силой скручивается вокруг левой ноги, вырывая равновесие. Упав на жесткую, колючую траву, стараюсь встать на четвереньки, уползти от боли и страха, которые мне обещет промедление. Но я не успеваю. Крепкая рука хватает за волосы, едва не выдирая скальп, поднимая над землей.
— Какая красота, — кислый мерзкий запах ударяет в нос. Сквозь слезы стараюсь рассмотреть врага. Их трое, больших грязных мужчин, залитых кровью моих родичей. Я хочу кричать, открываю рот, но в челюсть с силой впечатывается каменный кулак варвара. Нет, сознание не хочет покидать тело, но мышцы не слушаются. Мое тело падает на землю, голова подскакивает от удара. Я все вижу, все чувствую. Ощущаю, как грязные ладони скользят по бедрам, как разрывают лиф платья. Что я могу?