Подари мне мечту
Шрифт:
— Возвращаемся домой? — спросил он, прикрывая за ними двери. — Завтра пришлю плотника, пусть навесит новый засов!
Касс, так и не придя в себя, затравленно озиралась.
— Ни единой живой души, — пробормотала она.
Антонио взглянул на нее остро, пронзительно.
До Касс дошло, какой намек содержится в ее словах.
— Кто захлопнул дверь? — капризно осведомилась Трейси, торопливо спускаясь следом за ними.
Касс покосилась на Антонио. Он молчал.
— Ну, — как можно непринужденнее начала она, — скорее
Возмущенная Трейси даже остановилась.
— И после этого ты величаешь себя интеллектуалкой?! Мало того что сейчас нет ветра, эта дверь слишком тяжелая! Такая тяжелая, что ее нужно толкнуть изо всей силы, чтобы захлопнуть с таким грохотом!
Касс не знала, что сказать. Хуже того — она не знала, что и подумать. Ведь Трейси права. Она снова остановилась и оглянулась.
— Ну что ты плетешься! — раздраженно пропыхтела Трейси, обгоняя сестру. Как и Касс, она тоже то и дело оглядывалась и не заметила, как налетела на могильный камень, споткнулась и с воплем упала.
Касс едва успела обернуться, а Антонио уже пришел Трейси на помощь и поднял с земли. Трясущимися руками она откинула с лица волосы.
— Как ты? — взволнованно спросила Касс.
— Ничего. Только ногу ушибла. Пойдемте отсюда! От этих могил у меня мороз по коже!
— Боже правый! — вырвалось у Антонио.
Касс повернулась к нему.
Он наклонился над злополучным камнем и возбужденно окликнул:
— Кассандра!
И в тот же миг она все поняла.
— Это Изабель?
— Идите сюда. — Скорчившись в три погибели, Антонио разглядывал надпись.
Касс встала возле него на колени. Эпитафия была на испанском, но имя Изабель де ла Барка и цифры 1535-1555 говорили сами за себя.
— Вот это да! — Касс настолько забылась, что не заметила, как оперлась на плечо Антонио.
Но и ему было не до того. Странным звонким голосом он прочел:
Здесь лежит Изабель де ла Барка.
Родилась в 1535 году. Умерла в 1555 году.
Племянница Джона де Уоренна, графа Сассекса,
и жена Альварадо де ла Барки, графа Педрасы.
Еретичка и развратница. Да спасет Господь ее душу.
Пусть покоится с миром.
Касс замерла, не в силах шелохнуться, Антонио тоже долго оставался неподвижен. А потом их глаза встретились.
Аэропорт Гэтвик
То же время
Кэтрин, беспомощно цепляясь за Селию, не понимала, что с ней творится. Женщины медленно тащились по проходу между креслами «Боинга-747» в поисках своих мест. Кэтрин была настолько слаба, что впервые в жизни опиралась на трость.
Что с ней? Еще не поздно одуматься и выйти из самолета!
— Вот они, леди Белфорд, вот наши места! — оживленно воскликнула Селия. Она настояла на том, что будет сопровождать хозяйку. И Кэтрин в конце концов капитулировала.
Селия, простая
Кэтрин опустилась в кресло у окна в салоне бизнес-класса и с облегчением перевела дух.
Однако это облегчение было только физическим. Ее по-прежнему не отпускали липкий страх и предчувствие беды.
— Вы хорошо себя чувствуете, леди Белфорд? — заботливо спросила Селия, устраиваясь рядом.
Кэтрин едва заметно улыбнулась и кивнула:
— Спасибо, милая.
Селия улыбнулась в ответ, но так не сумела скрыть тревогу.
«Я слишком стара для таких передряг! — размышляла Кэтрин с тяжелым вздохом. — Я стара, чтобы ввязываться в драку! Стара, чтобы бороться с прошлым! Во имя всего святого, что на меня нашло?»
Однако она отлично знала ответ.
Она знала, что это было не «что», а «кто». В салоне зазвучал голос командира корабля, но Кэтрин не слышала ни слова.
Ее снова захватили картины прошлого, яркие и безжалостные.
Ожившие в памяти картины.
Воспоминания о растерзанной плоти и крови.
Воспоминания, от которых Кэтрин хотела бы избавиться, но не могла.
Как не смогла найти себе оправдание.
Самолет начал выруливать на взлетную полосу.
6 июня 1966 года
Я не нахожу себе места от сознания собственной вины.
Его жены здесь не было. Она уехала заранее, до моего приезда. Ревность заставила ее забрать обоих мальчиков к ее матери, в Севилью. И с тех пор она не отвечает на звонки Эдуардо.
Он сидит внизу и ждет меня к столу, пока я пишу эти строки.
Как это могло случиться? Что сделало нас любовниками в первую же ночь в этом доме? И почему даже теперь, сгорая от стыда и мучаясь виною, я не могу ничего поделать с собственным телом? Почему желаю его так сильно, до боли?
А ведь я по-прежнему люблю своего мужа! Несмотря на его состояние, у меня никогда не возникало и мысли об измене. Не понимаю, как я решилась на такое теперь?
Любовь здесь ни при чем. По крайней мере я уверена, что не люблю Эдуардо. Потому что люблю своего мужа. Люблю по-настоящему.
Вина, стыд, безумная страсть — все это переполняет мой рассудок и вертится в какой-то безумной карусели, не позволяя остановиться, подумать…
Да. Нет. Остаться. Уехать.
Я боюсь!
Я боюсь сама себя, своих диких порывов страсти. Мне страшно, потому что впервые в жизни я не в состоянии владеть собою. Я забываю о морали, о чести, о добре и зле. И я боюсь этого дома.
Иногда я начинаю думать, что боюсь и ее тоже.
Потому что в последнее время, чем успешнее мы собирали мозаику ее непростой жизни, тем чаще я ловила себя на мысли, что во многом похожа на Изабель. Я не смела признаться, но временами даже мое отражение в зеркале напоминало ее лицо.