Подкаменная Тунгуска
Шрифт:
— Как это я маху дал! Я же всегда вбивал вешку под корявой лиственкой. Не иначе как рогатый Етагыр её передвинул.
Его неуклюжие рассуждения и прикидки, что он будет делать в китайских банках, куда заявится с придурошной тунгуской, прервал рёв авиадвигателей и шелест лопастей. Желтопузый вертолёт с большими чёрными иероглифами пролетел над тайгой.
— Эх, Лёва, царствие тебе небесное! Ты же сам предупреждал, что хунхузы меня смогут вычислить по компьютеру. Чо ж ты раньше не дал дёру! Чёрт тебя потянул к раскольникам
Домой дороги нет. Китайцы терпеливы, как снежные барсы в засаде. Будут поджидать жертву до упору. А у Ерофеича с собой ни ружья, ни съестного припаса. Добраться до скита? Но там добрых пятьдесят километров по льду реки и озера. Весь как на ладони — негде спрятаться. С вертолёта они его накроют, как букашку.
Но, видно, не зря он перекрестился и добрым словом помянул покойника. Судьба и на этот раз сжалилась над грешником. Не успел Ерофеич отморозить себе ни одного пальца на ноге, как желтопузый вертолёт пролетел над ним в обратном направлении. Непослушными, задубевшими руками он завёл снегоход и на малом ходу двинулся к зимовью.
Теперь все прикидки и намётки насмарку. Китайцы выгребли всё ценное, что у него было. Даже документы и билеты до Пекина. Остаётся только одно — пасть в ножки к старцам из раскольничьего скита и напроситься к ним в послушники. На то и церковь, чтобы давать убежище заблудшим грешникам.
Снегоход он ставил под ёлками, а дальше где перебежками, где ползком, добрался до своего зимовья. Выглянул из-за большого камня на дворик перед крыльцом. Фёкла с избитой мордой свежевала туши кобелей, привязанных за задние лапы к перекладине. Удивительно, что китайцы не забрали всех собак, которых перестреляли. Значит, это были не вечно голодные хунхузы.
— Фёкла! — хриплым шёпотом Ерофеич окликнул тунгуску. — Китайцы остались меня поджидать?
Она глянула на него совершенно заплывшими из-за синяков щёлочками глаз.
— Китайца нету. Собачек нету. Компьютер нету. Телевизор нету. Тарелка нету. Вертелка нету.
Он не поверил ей, а подкрался на корточках к окну. В избе всё перевёрнуто вверх дном, но людей не видно. Ерофеич, осмелев, выпрямился.
— Все улетели?
Она кивнула головой, как фарфоровый китайский болванчик.
— Китайца нету. Беда есть, горе будятя.
— Ну ты даешь, чума таёжная! Ты сама горе-горькое.
Ошарашенный Ерофеич наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза, но её и без того узкие щёлочки стали ещё Уже из-за раздувшихся кровоподтёков. Ничего в таких глазах не прочитаешь.
Он осторожно вошёл избу. Заглянул во все закутки. Никого. Всё кверху дном. Даже в подвале и на чердаке. Но оружие и рыболовные снасти не тронули. Японский чемоданчик на месте. Не хунхузы это были.
— Большой хозяйна где?
— Скопытился наш Шманец в промоину. Каюк ему. Что пытали китаёзы?
— Искали фирму «Листа». Искали коттедж, офис и сейф.
— Идиоты! Коттедж, офис и сейф в райцентре. Но к канадцам, понятно, хунхузы не сунутся.
— Ещё кого искали?
— Госпожу Феоклисту Етагырову. Господина Вонифатия Етагырова.
— Чо ответила?
— Не видал таких.
— Про меня не спрашивали?
— Нета, хозяйна.
— Про деньги в банках не сболтнула?
— Услышала вертолёт — успела диски помытя.
— Как помыть? Информацию стёрла?
— Да. Информации нет.
— А где твои цивильные шмотки?
— В шахту кинула до посадки вертолёта.
— А все бумаги? Где документы? Паспорта с визой и билеты с открытой датой.
Фёкла выскочила в моторную избу и вернулась с грязными пластиковыми пакетами, с которых капало отработанное машинное масло.
— Чужак-человек с неба тупой. Шибко умно прятатя надотя. В бочку вонючки не заглянул.
— Вытащи мой крокодиловый чемоданчик. Все бумаги на фирму и документы положи в свой блестящий чемодан. Оба чемодана отнеси в багажник снегохода. Он под ёлками остался. А я пойду за бензином.
— Куда ехать, хозяйна? — спросила тунгуска, когда пристегнула стяжками оба чемодана на багажнике.
— В райисполком и военную комендатуру. Заявить о гибели Вонифатия Епилдофоровича Етагырова. Так положено по закону.
— Мне одеваться?
— Жди меня завтра. Вернусь с полицией. А теперь пошли в избу и попрощанькаемся, Фёкла.
Ерофеичу показалось, что он впервые заметил на лице его таежной жонки издевательскую улыбку. Густые ресницы разомкнулись, неожиданно широко раскрылись веки.
— Да у тебя глаза зелёные, как у ведьмы! Зеленоглазых тунгусок не бывает.
Он со всей жилистой кержацкой силой влепил ей кулаком в нижнюю челюсть. Легковесная жертва ударилась головой о печку и осела, как тряпичная кукла. Из уголка рта побежала на грудь струйка крови.
— Вот и попрощанькались.
Ерофеич закрыл ставни навесил на дверь пудовый замок с засовом и плюнул на дверь.
— Да пропади оно всё пропадом!
Отъехав метров в объезд за сто со двора вниз по горе, он остановился, не глуша мотора, возле церкви. На снегу валялись окровавленные суки с убитыми щенятами. Ерофеич призадумался.