Подкидыш
Шрифт:
– Благодарю вас, Ваше Величество. Я вам очень признателен!
– Ну, а теперь иди. Надеюсь, что ты будешь с ней счастлив, Нед. По крайней мере, её семейство будет далеко от тебя.
И, выходя из королевского шатра, Нед почему-то вдруг подумал, что Эдуард, наверное, очень устал от своей супруги и её родственников, если позволил себе показать это столь открыто.
Но тут король позвал юношу назад.
– Между прочим, – улыбнулся Эдуард, – а ты хотя бы подумал, что скажет обо всем этом твоя семья? А, так я и предполагал. Я знаю, каково тебе сейчас, мальчик мой, не волнуйся – я все устрою.
– Благодарю вас, Ваше Величество! – на этот раз от всей души воскликнул Нед. Дома не станут устраивать скандала, если король попросит этого не делать.
Серым туманным утром первого сентября английская армия двинулась к побережью, а затем – домой. Все её генералы, за исключением Ричарда Глостерского, изрядно обогатились за счет всякого рода взяток и обещанных им в будущем выплат. К имуществу же Ричарда Глостерского прибавилось лишь серебряное блюдо и лошадь; это были дары, которые герцогу преподнесли, когда поняли, что подкупить его невозможно. Солдаты приобрели богатый опыт, и для них это было вполне достаточно. А Нед заполучил пышную француженку, которая ехала теперь вслед за ним на таком же кругленьком, как и она сама, белом пони, все время громко и безутешно плача. Так Джокоза навеки прощалась со своей родиной... Солдаты, мимо которых проезжали молодожены, отпускали на счет француженки грубые шуточки, но, к счастью, только Нед мог понимать их смысл.
Глава 20
Прием, оказанный Неду в «Имении Морлэндов», был не таким бурным, как ожидал юноша. Отчасти это произошло потому, что его дядя, Ричард, уже успел подготовить родных к встрече с будущей невесткой. Люди Глостера пересекли Ла-Манш еще четвертого сентября, одними из первых, а отряд короля переправился в Англию только двадцать четвертого. Так что к тому времени, когда Нед и его жена ступили наконец на английскую землю, большинство йоркширцев уже было дома. Лорд Ричард сам ненадолго остановился в «Имении Морлэндов», чтобы помочь Ричарду Морлэнду объяснить ситуацию Элеоноре.
И вообще, хотя брак был явно невыгодным для наследника всех владений Морлэндов и казался чуть ли не постыдным, это обстоятельство гораздо больше взволновало Эдуарда и Дэйзи, чем саму Элеонору, весь пыл которой ушел на осуждение перемирия и договора с французами.
– Не для того мы снаряжали солдат и давали деньги, – заявила она милорду Глостерскому. – Все это вряд ли понравится простым людям. Думаю, что король и сам мог бы это сообразить!
– К счастью, народ не станет винить его, – ответил лорд Ричард, вытягивая ноги к камину. – В народе его любят и за все будут ругать министров. Почти не сомневаюсь, что этой зимой по провинциям прокатится волна бунтов.
– А вас будут еще больше уважать за то, что вы высказывались против перемирия, – проговорила Элеонора.
– Мне было вовсе не по душе спорить с Эдуардом, – признался ей Глостер. – Раньше я никогда не выступал против, его деяний, но...
– Я знаю. Но это совсем не значит, что вы проявили какую-то нелояльность. И король это прекрасно понимает, я уверена.
– Надеюсь, что так. Всегда найдутся желающие выступить против меня.
– Пока король любит вас, вы можете позволять себе не обращать внимания на всех остальных, – сказала Элеонора. – И, что бы ни случилось, люди севера всегда будут на вашей стороне.
– Если бы я только мог провести здесь всю свою жизнь, – вздохнул лорд Ричард. – Здесь всем понятно, что такое хорошо и что такое плохо. Здесь, если требуешь верности, верность и получаешь, здесь никто не нарушает своего слова. А юг – это сплошь обман и предательство, там сладкими речами прикрывают подлые мысли и с улыбкой всаживают тебе в спину нож. Юг – это как заброшенные торфяники, где под прекрасным ковром зеленой травы тебя подстерегает трясина, которая только и ждет, чтобы ты провалился в неё.
Глостер вздрогнул, и Элеонора с любопытством посмотрела на него.
– Чего вы боитесь? – спросила она.
– Трудно сказать. Я человек простой, а жизнь так сложна. Вещи оказываются не такими, какими видятся, а решения, которые вроде бы так просто было принять, вдруг становятся невыполнимыми. Иногда даже добро оборачивается злом. Порой я начинаю бояться, что впереди меня ждет темная, предательская судьба, а я сам иду ей навстречу, ибо слишком прост, чтобы распознать подстроенную мне ловушку. – Он поднял глаза на Элеонору – и взор его был тревожным и ищущим. – Вы мудрее меня, – проговорил герцог. – Хотел бы я, чтобы вы сумели мне помочь.
– Вы – хороший человек, – ответила Элеонора. – Никого другого так не любят и никого другого так никогда не любили. Что бы ни случилось, никто не усомнится, что вы действовали из лучших побуждений, и когда вы обратитесь за помощью, она к вам придет.
– Мне нравится разговаривать с вами, – промолвил он, немного успокаиваясь. – Анна похожа на вас. Она выглядит хрупкой, но на самом деле крепка, как яблоня. Уже завтра я увижу её и нашего маленького сына. Я без них ужасно скучал. Дети растут так быстро, их жалко покидать и на день, что уж говорить о целых шести месяцах.
– Завтра вы будете дома, – сказала Элеонора, и они оба улыбнулись. «Дом» – хорошее слово.
Так что, когда в «Имение Морлэндов» въехал Нед, за которым следовала Джокоза на белом пони, юношу ждали всего лишь мимолетная холодность и несколько колких замечаний Элеоноры насчет великого богатства в пятьдесят золотых крон. Дэйзи была вся в слезах, но не смогла сурово обойтись с тоже плачущей и все еще напуганной невесткой, которая чем-то напомнила женщине её саму, хотя ей и не пришлось уезжать так далеко от дома. Элеонора прочла Неду длинную и строгую нотацию, после чего этот разговор больше уже никогда не возобновлялся, ибо было совершенно очевидно, что бесполезно жаловаться на обстоятельства, которые невозможно изменить.
Так что вскоре вопрос был исчерпан. Джокоза, попривыкнув к своему новому положению, быстро повеселела, поскольку была по натуре существом жизнерадостным и безмятежным. Она очень любила своего Неда и просто светилась от счастья, когда он был рядом с ней. С большим трудом она все-таки начала осваивать непривычный для неё язык, на котором говорила. её новая семья, в чем ей, как мог, помогал мистер Дженни. Над ней иногда подсмеивались младшие дети, её глубоко поражала красота женской половины семьи, потрясало и приводило в благоговейный трепет великолепие того, что её теперь окружало, и ужасно беспокоил холодный и сырой местный климат. Но в начале октября она смогла подтвердить то, что подозревала, заявив вслух о своей беременности, и после этого полностью и окончательно вошла в семью Морлэндов.