Подкопы

Писемский Алексей Феофилактович

Марья Сергевна (окончательно испугавшись).

Въ газетахъ?

Вильгельмина едоровна.

Да!… Сегодня Владимiръ Иванычъ, какъ я похала къ вамъ, подалъ мн газету и говоритъ: «Покажи этотъ нумеръ Марь Сергевн; врядъ-ли не про нее тутъ написано!» Я и захватила ее съ собою (подаетъ Марь Сергевн газету). Въ этомъ вотъ столбц напечатано это!… (показываетъ ей на одно мсто въ газет).

Марья Сергевна (начинаетъ неумло и вслухъ читать).

Мы сегодня лучъ нашего фонаря наведемъ во внутренность одного изъ петербургскихъ домовъ, въ небольшую, но мило убранную квартиру; въ ней сидитъ съ кроткими чертами лица женщина; противъ нея помщается уже знакомый нашему читателю г. Подстегинъ. Видно, что бдная женщина преисполнена любви и нжности къ нему, но г. Подстегинъ мраченъ и озабоченъ. Вдругъ раздается звонокъ. Г. Подстегинъ проворно встаетъ съ своего стула и выходитъ въ зало. Тамъ стоятъ какихъ-то двое неизвстныхъ господъ; они сначала почтительно кланяются г. Подстегину; а потомъ начинаютъ cъ нимъ шептаться. Въ результат этого совщанiя было то, что когда г. Подстегинъ проводилъ своихъ гостей и снова возвратился къ своей собесдниц, то подалъ ей на триста тысячъ акцiи Калишинскаго акцiонернаго общества. «Ангелъ мой, говоритъ онъ ей: побереги эти деньги до завтра въ своей шифоньерк!» (останавливаясь читать и качая головою). Да!… Это такъ!… Да! Правда!

Вильгельмина едоровна (стремительно).

Правда это, значитъ?

Марья Сергевна.

Совершенная правда!… Два дня потомъ лежали у меня эти деньги! вечеромъ онъ обыкновенно поздно отъ меня узжалъ, побоялся ихъ взять съ собою; а на другой день ему что-то нельзя было захать за ними; онъ и пишетъ мн: «Мари, будь весь день дома, не выходи никуда и постереги мои триста тысячъ!» Такъ я и стерегла ихъ: цлый день все у шифоньерки сидла!

Вильгельмина едоровна (съ вспыхнувшимъ отъ радости лицомъ).

А у васъ цла эта записочка?

Марья Сергевна.

Цла! О, у меня каждая строчка его сохраняется!… Интересно, кто это пишетъ!

Вильгельмина едоровна.

Тутъ дальше еще интересне будетъ!… Позвольте мн вамъ прочесть – вамъ, кажется, трудно читать.

Марья Сергевна.

Да, я не привыкла читать; по французски мн еще легче, – прочтите, пожалуста!

Вильгельмина едоровна (беретъ газету и начинаетъ бойко и отчетливо читать).

«Казалось-бы, что одно это событiе могло связать на вки г. Подстегина съ его подругой; но ничуть не бывало: онъ кидаетъ ее, какъ только нужно ему это стало. Напрасно бдная женщина пишетъ ему, – онъ ей не отвчаетъ! Она посылаетъ къ нему свою горничную, – онъ общается къ ней прiхать и не детъ!»

Марья Сергевна (со слезами уже на глазахъ).

И это совершенно правда!… Но кто же, душа моя, могъ все это узнать и описать.

Вильгельмина едоровна (съ улыбкою).

Это пишетъ чортъ, который куда наведетъ лучъ волшебнаго фонаря своего, везд все и видитъ.

Марья Сергевна.

Какъ чортъ – Господи помилуй!

Вильгельмина едоровна.

Конечно, не чортъ, а человкъ; но у котораго везд есть лазейки, шпiоны свои, черезъ которыхъ онъ все знаетъ.

Марья Сергевна.

Ужъ дйствительно настоящiй чортъ – все описалъ.

Вильгельмина едоровна.

Но вы послушайте еще дальше! (читаетъ). «Перемнимъ направленiе нашего луча: передъ нами богато-убранная гостиная. Г. Подстегинъ стоитъ уже на колняхъ передъ прелестнйшей собой дамой. Она веромъ тихонько ударяетъ его по голов и говоритъ: „я никогда не выйду за васъ замужъ, пока вы такъ дурно будетъ произносить по французски!“ „Божество мое, восклицаетъ Подстегинъ, я учусь у француза произносить слова. Какъ вы, напримръ, находите я произношу слово: 'etudient?… хорошо?“ „Недурно, отвчаетъ дама и даетъ ему поцловать кончикъ своего мизинца“.»

Марья Сергевна.

И это правда!.. Онъ очень дурно произноситъ по французски.

Вильгельмина едоровна.

Французъ, тоже говорятъ, какъ назначили его товарищемъ, каждый день ходитъ къ нему и учитъ его.

Марья Сергевна.

Но кто-же эта дама? Не я же это?

Вильгельмина едоровна.

Конечно, не вы!.. И я не знаю, правда-ли это, но весь Петербургъ, говорятъ, понялъ такъ, что это Ольга Петровна Басаева.

Марья Сергевна (восклицаетъ).

Дочь графа?

Вильгельмина едоровна.

Да!.. Онъ дйствительно бываетъ у ней каждый вечеръ; по слухамъ, даже женится на ней – вотъ и врьте нынче мужчинамъ!

Марья Сергевна (съ полными уже слезъ глазами).

Славно, отлично со мной поступилъ!.. Но я не допущу этого; не позволю ему это сдлать!

Вильгельмина едоровна.

Но какъ же вы не допустите? Чмъ? Какимъ способомъ?

Марья Сергевна.

А я приду въ ту церковь, гд ихъ внчать будутъ, да и лягу поперекъ двери.

Вильгельмина едоровна.

Разв возможно это? Вы и не узнаете, гд они обвнчаются.

Марья Сергевна.

Но не могу же, душа моя, я все это видть и переносить равнодушно.

Вильгельмина едоровна.

Записочкой вотъ этой, гд онъ пишетъ о трехстахъ тысячахъ, которыя онъ въ вашемъ дом получилъ съ Калишинскихъ акцiонеровъ, вы могли бы попугать его; но вы, конечно, никогда не ршитесь на это!