Подкова на счастье

Мартынов Александр Игоревич

— Пошли, Тим, пора уходить.

— Сейчас… — Тимка покачал столб и вдруг сказал: — Слав, давай возьмём их с собой.

Он ожидал возражений, но Найдён снова положил руку ему на плечо и тихо спросил:

— Жалко?

— Да…

— А всех не жалко?

— Жалко, но… — Тимка вздохнул и спрятал глаза.

— А тех не жалко? — Найдён повёл рукой вокруг. — Мне всех жалко,

Тим. Честно. Я же себя таким помню… Но всем-то мы не можем помочь…

— Но ей-то можем, — горячо сказал Тим, вскидывая глаза. И взялся за рукав куртки Найдёна. — Слав… — в голосе Тимки прозвучало отчаянье. — Ну я очень прошу… Это нечестно, но… но если ты не захочешь… если откажешься… я… я тут останусь, я с ними останусь

и вы меня не вернёте!

— Зачем врёшь? — вдруг грубо спросил Найдён. Тимка ощетинился:

— А ты проверь… — но Найдён его перебил:

— Я не об этом. Влюбился?

— Я… — Тим сглотнул и, зажмурив глаза, тихо сказал: — Слав. Я тебя твоей Милкой прошу. Пожалуйста.

— Оторвут мне голову, — нехотя сказал Найдён. Тимка замотал вихрами:

— Нет! Правда нет! Я с дядей сам… обо всём…

— "Сам", — буркнул Найдён. — Ну буди их. Идти надо. И обуйся, Ромео.

Он отошёл, а Тим ещё постоял, потом коснулся плеча Катьки. Она проснулась сразу; Толик тихонько захныкал, не отпуская сестру.

— Кать, — сказал Тимка, переминаясь с ноги на ногу. — Вставай. С нами пойдёшь.

— Ага, — сразу и послушно сказала она, не спрашивая — куда, зачем… но потом сжалась: — А Толик?

— А что, бросать его, что ли? — сердито ответил Тим. — Все вместе.

Мы с Найдёном, Женька и вы…

…Гитарист сидел около входа в ту аллею, которая несколько дней назад привела Найдёна и Тимку в К…ск. Видимо, его рабочий день был ненормирован. Махнув рукой четверым мальчишкам разного возраста и девчонке, он плеснул рукой по струнам и. словно бы перестав замечать остановившихся ребят, запел:

— А я на место лобноеСебя сам приведу…"Прости, страна голодная!Шепну я, как в бреду:— Прости — за что, не ведаю,Но всё-таки — прости!И грешному, и бедномуГрехи мне отпусти!"А пеший конному Да не товарищ,Сытый голодного Да не поймёт!Ну а повиннуюМою головушкуТопорсекирушкаДа не сечёт!

— Погоди, — попросил Тимка Найдёна, — давай дослушаем…

— А те на тех наехали…А эти — вот те раз!Пирами, да потехамиНеужто дразнят нас?!Холёные, да сытые(Им жизнь — что фейерверк!),Когда над всей РоссиеюСвет солнышка померк!А пеший конному Да не товарищ,Сытый голодного Да не поймёт!Ну а повиннуюМою головушкуТопорсекирушкаДа не сечёт!Прости меня, сердешного,И грешного — прости!Дай силы, боже, пешим нам,Дай веры, чтоб спастиРоссию нашу, матушку,Надёжу всей земли…Братушки мои, братушки,Сестрёнки вы мои!. (1)

…Толик проснулся, когда вертолёт подлетал к Светлояру. До этого он сначала старательно таращился вниз — раньше на вертолётах никогда не летал. Потом устал и уснул (Женька тоже спал, привычно устроившись на жестковатой скамейке), а теперь, прильнув к иллюминатору, почти закричал сестре:

— Смотри, смотри, вот оно, то место! Ты мне про него рассказывала! Оно по правде есть!

Катя оторвала брата от иллюминатора и прижала к себе. Через его голову посмотрела на Тимку. Тимка, разговаривавший с Найденом, ощутил это и повернулся.

Во взгляде девчонки были страх и… восхищение.

1. Стихи М. Евдокимова.

25. ВЛАСТЬЮ ОГНЯ ПЕРУНОВА

— Лёшка, отстань, а то убью. — попросил Тимка, не открывая глаз. У сына олигарха, вернувшегося к жизни, слегка поехала крыша. Он до такой степени свыкся с мыслью о своей смерти, что отказ от её ожидания пробудил в нём способность восхищаться самыми обычными вещами. Он несколько раз будил ребят, чтобы они посмотрели на луну, звёзды, ночных светлячков. Сперва смеялись, потом хотели лупить. Но рука ни у кого не поднялась — уж очень искренней была радость.

Однако, Тимка вчера (сегодня, пожалуй) допоздна возился с Яром, Бориславом и Дано в мастерской — заканчивали планер. И, ещё не открыв глаз, Тимка решил, что сейчас точно треснет Лешку. Легонько. В воспитательных целях. Чтобы тот уехал на попе под соседскую кровать и подумал там над своим поведением.

Но, едва он открыл глаза, как на них легла повязка. Тимку стащили с верхней кровати, поставили на пол и сдёрнули трусы. Он дёрнулся — руки в запястьях и выше локтей охватили прочные живые обручи. Мальчишка рванулся уже не в шутку — бесполезно. Ему не заламывали рук, не били, но держали прочно.

— Что за шутки?! — вскрикнул Тимка — ему стало страшно. Слева и справа дышали двое, и вообще казалось, что знакомая спальня наполнена движением и дыханием. Чужие? Но чужих тут быть не могло по определению, и Тимка решил выждать, когда закончится эта странная шутка.

Или… не шутка?

Лестница… гридница… доски двора под ногами. Ветерок — тёплый и сильный. Земля. Трава… земля… Вокруг шли люди, он это ощущал. Попробовать ещё вырваться? Но в ответ на эту мысль пальцы предупреждающе стиснули руки сильнее — и справа, и слева. Его вели — вели, вели… долго. Потом нога повисла над пустотой, Тимка отшатнулся — и получил толчок в спину.

Он упал на сырую глину, но сгруппировавшись, приземлился удачно — на корточки, тут же вскочив. Сердито сорвал повязку. В первое мгновение ему показалось, что вокруг царит сплошная непроницаемая тьма; потом он понял, что находится в яме. Тимка вскинул голову — наверху глухо. Скорее всего, яму закрывала крышка. Глинистые стены поднимались на высоту не менее трёх метров, а то и более. Было холодно и тихо.

— Эй! — во весь голос крикнул Тимка. — Что за шутки, я спрашиваю?!

Ответом ему стало молчание…

…Определить, день наверху или ночь, возможным не представлялось. По ощущению — прошли почти трое суток. Тимка не понимал, что происходит. Он то испытвал гнев, то страх, то строил самые невероятные предположения. Сперва очень хотелось есть, потом голод перебился жаждой. Её тоже можно было терпеть — в яме царили сырость и прохлада, но зато почти невозможно оказалось нормально спать. Тимка попробовал вырыть в стенках ступеньки, долезтаки до крышки, но она отзывалась прочным деревянным стуком и не поддавалась, а он сорвался и опять грохнулся на дно — к счастью, вновь удачно. Несколько раз Тимка принимался кричать — подозревая, что та же крышка надёжно хоронит его голос. Один раз плакал. Один раз попытался подняться к крышке, обрушивая стены ямы, но плотная глина почти не поддавалась таким масштабным работам при помощи ногтей.