Подлодка [Лодка]
Шрифт:
Не то трое, не то четверо людей лежат на полу. Старик темной массой стоит под люком боевой рубки, положив одну руку на трап.
Отчетливо, словно колокол над сумятицей выкрикиваемых команд, я слышу монотонное пение Семинариста:
Славен, славен тот день,
Когда не будет ни грехов, ни отчаяния,
И мы войдем в землю обетованную…
Ему не удалось закончить псалом. Вспыхивает карманный фонарик. Помощник по посту управления правой рукой наносит ему сильный удар в челюсть. Судя по звуку, у него сломаны передние зубы. Сквозь дымку я вижу его широко раскрытые от изумления глаза и кровь, текущую изо рта.
Малейшее движение причиняет мне боль. Видно, я ударил обо что-то правое плечо, впрочем, и обе берцовые кости тоже. Стоит едва пошевелиться, и я чувствую себя так, словно с трудом бреду в глубокой воде.
Перед моим мысленным взором встает перекресток Гибралтарского пролива: африканский берег справа, тектонические плиты, спускающиеся к середине морского ложа, и на этом склоне, посередине между африканским побережьем и самой глубокой частью пролива — наше крохотное суденышко.
Неужели Старик — этот одержимый — неужели он надеялся вопреки любому здравому смыслу, что британцы не будут настороже? Разве не было понятно сразу, какая массированная защита будет приготовлена к нашему приходу? А теперь он стоит, одна рука — на трапе, помятая фуражка — на голове.
Первый вахтенный офицер разинул рот, его лицо преобразилось в испуганную маску, на которой читается всего лишь один вопрос.
Где шеф? Он исчез.
Акустик докладывает:
— Сонар вышел из строя!
Оба оператора рулей глубины остались сидеть за панелью управления, словно им еще есть чем управлять.
Лимб перископа болтается на проводе. Забавно — с ним уже случалась такая поломка! Могли бы делать их понадежнее. А так, скажем прямо, смахивает на халтурную работу.
Тут я впервые обращаю внимание на пронзительные свист и шипение в носовом отсеке: неужели вода прорвалась и там тоже? Треснувшие и давшие течь фланцы! Какие отверстия существуют в носовой части корпуса? Конус высокого давления должен был выдержать, иначе бы все уже давно было бы кончено. Течь через разрыв — это происходит быстрее.
Мы ушли на дно, словно камень. Просто чудо, что лодка не переломилась, когда мы свалились на дно, да нас еще и протащило по нему. И это сумасшедшее приземление случилось на глубине, на которую лодка вообще не была рассчитана! Вдруг я почувствовал уважение к нашей посудине и ее живучести. Сталь тонкая, но первоклассная. Замечательное качество. Превосходно сработано.
Внезапно меня озаряет догадка. Старик намеренно направил наше тонущее судно в более мелкие воды. Повернул на юг! Быстрый спринт по направлению к берегу, и Старик спас нас. Снимите перед ним шляпы! Поставил все на карту и бросился вперед на одном дизеле. Если бы он промедлил мгновение, то грунт, на котором мы сейчас лежим, был бы недосягаем.
Но что это дало? Вместо надрывного пения струящейся воды я отчетливо слышу странный звук витшивитшивитш.
Я напрягаю слух. Это шум винтов. В этом не приходится сомневаться — и он приближается.
Новый звук заставляет всех застыть на месте, как по мановению волшебной палочки. Вот они и добрались до нас. Убийцы! Они прямо над нашими головами.
Я наклоняю голову, съеживаю плечи и искоса смотрю на неподвижные фигуры. Старик кусает нижнюю губу. На носу и на корме тоже услышали этот звук: все голоса замокли, как по команде.
Мы под прицелом! Мы смотрим прямо в дуло направленного на нас пистолета. Когда же палец нажмет на спусковой крючок?
Никто не шевельнется, даже не моргнет глазом. Все застыли, словно соляные столпы.
Витшивитшивитшвитшивитш.
Звук — лишь от одного винта: витшивитшивитшивитшивитш. Он не меняется. Его высокий, монотонный напев теребит мои нервы. Корабль на поверхности идет малым ходом, иначе мы не могли бы расслышать, как винт отталкивается от воды. Судя по звуку — турбинный двигатель, клапана не стучат.
Но ведь, в конце-то концов, с крутящимся винтом они не могут постоянно торчать у нас над головой! Скоро этот свист должен будет затихнуть. Боже, что все это значит?
Я не вижу лица Старика: чтобы разглядеть его, мне придется протиснуться вперед, а я не осмеливаюсь сделать это. Я стою на месте, мои мускулы напряжены. Не дышу.
Вот — Старик промолвил что-то своим глухим басом:
— Круг почета — они проделывают свой круг почета.
И я понимаю. Судно наверху описывает круг, как можно меньшего размера, прямо над нами. С рулем, повернутым до предела, закручивая на воде воронку. А в ее центре находимся мы.
Они очень точно представляют, где мы находимся.
Свист ни затихает, ни нарастает. Где-то рядом с собой я слышу скрип зубов, затем приглушенный вздох. Затем еще один — более похожий на сдавленный стон.
Круг почета! Старик прав: они ждут, когда мы поднимемся на поверхность. Им требуется хоть какое-то подтверждение — наши обломки, вытекшая солярка, несколько останков тел.
Но почему эти свиньи не сбрасывают ни одной бомбы?
Я слышу, как капает вода. Никто не шевелится. Старик снова ворчит:
— Круг почета! — и повторяет еще раз. — Круг почета!
Кто-то хнычет. Должно быть, это опять Семинарист.
Слова заполняют мой череп. Велосипедная гонка на длинную дистанцию в Хемнице. Бешеное мельтешение ног. Затем медленный проезд с поднятыми, машущими руками, огромный золотой венок, надетый на плечи, свисает на грудь — победитель! Круг почета! В конце — блестящий фейерверк, по окончании которого толпа, напоминающая гигантского черного червя, озабоченно устремляется домой, вытянувшись к трамвайной остановке.
Витшивитшивитшвитш…
С кормы, переданные шепотом от одного к другому, поступают рапорты. Я не могу разобрать их: слышу лишь биение винта. Его звук заполняет меня целиком. Мое тело превращается в барабан, резонирующий под однообразно пульсирующими ударами винта.
Семинарист продолжает скулить. Никто не смотрит друг на друга, уставившись на пайолы, либо на стены поста управления, словно ожидаю, что там появятся картинки. У кого-то вырывается: «Иисус!», и Старик хрипло смеется.
Витшивитшивитшвитш… Все кажется таким далеким. Перед моими глазами стоит мутная пелена. Или это дым? У нас опять где-то возгорание? Я фокусирую зрение. Но голубоватая дымка не пропадает. Так и есть — дым! Но вот откуда — одному богу известно!