Подлодки адмирала Макарова
Шрифт:
— Право на борт. Убрать перископ.
«Барракуда» увалилась вправо, ничем не выдавая своего присутствия. Наблюдатель с аэростата смог бы узреть черную тень под волнами, но воздушных шаров у русского флота пока не имелось.
— Доложить о шумах.
— Канонерка удаляется, ваше благородие. «Мурену» не слышу. Буксир мишени пятнадцать градусов слева по курсу.
— Вы уйдете вправо, «Русалка» намного севернее. Можете стрелять из надводного? — вопросил Император.
—
— Буксир тридцать градусов слева по курсу, ваше благородие.
— Поднять перископ, — Макаров схватился за ручки. — Лево руля. Приготовиться к торпедной атаке! Желаете глянуть снова, Ваше Императорское Величество?
— Не врежемся, господин лейтенант? — усомнился Государь, рассмотрев борт приговоренного судна.
— Никак нет. Линза увеличивает, кажется, что близко, — Макаров мягко вернул себе обзор. — Слухач, броненоски не слышно?
— Никак нет, ваше благородие!
— Левый борт, пли! Убрать перископ! Лево на борт, погружение на девяносто футов, — Макаров обернулся к самому важному зрителю. — Девять секунд до взрыва. Или промазали.
Корпус ощутимо вздрогнул от удара, будто невидимый подводный кузнец опустил исполинский молот на наковальню.
Отойдя полмили, «Барракуда» всплыла под перископ.
— От мишени одни щепки, буксир разворачивается. «Мурена» не видна, до «Русалки» миля, Ваше Императорское Величество! — Макаров попытался сохранить торжественность мгновения, но получилось плохо, так как локоть отдающей честь руки уперся в переборку. — Учебная мишень поражена с одного выстрела, цель учений достигнута. Разрешите возвратиться в порт!
— Дозволяю. Молодцы! — Император обвел глазами членов команды, видимых в полумраке. — Команда достойна награды.
Нестройное уставное «гав-гав-гав» умолкло в отсеках, а Макаров скомандовал всплытие и движение домой. Через четверть часа «Мурена» всплыла позади. Бергу пришлось сложнее, он истратил обе торпеды. Капитан «Русалки» хоть и признал попадание, но напирал, что стрелял по волнам «где недавно нырнула лодка» или «откуда начинался след мины». Наблюдатель, щадя чувства экипажа броненоски, отрапортовал о возможном нанесении повреждений подлодке.
На следующий день Макарова вызвали в Кронштадтское адмиралтейство под августейшие очи. Степан Осипович лишний раз поразился короткой дистанции. Его, лейтенанта, пусть и командира самого особого морского отряда, желает видеть генерал-адмирал.
Судя по свите и охране, великим князем не ограничится. Предвидение не обмануло: венценосный пассажир «Барракуды» также присутствовал. На фоне братьев морской министр Краббе и адмирал Попов не казались большими начальниками.
После «…по вашему приказанию», щелканья каблуками и бодания головой Макаров застыл изваянием. Константин Николаевич приблизился и улыбнулся.
— От меня личная благодарность, господин лейтенант. Не подвели, не посрамили.
— Рад стараться, Ваше Императорское Высочество!
— Разрешите вмешаться в вашу беседу, господа? — иронически спросил Император. — Последнее время слишком часто слышу про маленький отряд и его отважного командира, всего-навсего лейтенанта.
— В чем же дело, Государь. Присвоим подводнику звание капитан-лейтенанта и превратим его отряд в большой.
— Заслужил. Исправим ситуацию, когда лейтенант командовал капитан-лейтенантом. Кстати, нашего квасного карбонария тоже как-то надо поощрить. Константин Николаевич, ваше мнение?
— Святого Владимира четвертой степени.
— Не слишком ли роскошно для опального?
— Ни в коей мере. Не держу зла на него. Берг не смог приструнить своего офицера, потому наказан. А лодки наши — в огромной мере его заслуга.
— Так и быть. Без ленты и мечей.
Пока члены императорской семьи коротко совещались, новоявленный капитан-лейтенант не смел выкрикнуть уставную благодарность. В голове родилась невместная шутка: Александр ныне с голоду не умрет — младший Владимир давал сто рублей годовой пенсии.
Смена монаршего гнева на милость к подводникам во второй половине 1872 года повлекла массу последствий. Лодки «Мурена» и «Барракуда» начали службу как боевые, а не учебно-опытовые корабли. В тройке с «Александровкой» они были способны ходить к датским проливам и в случае британской опрометчивости затруднить проход английского флота в Балтику.
Осенью коллективный военный гений Адмиралтейства назначил стрельбу практической торпедой в свежую погоду. Понимая опасность предприятия, Макаров лично вывел «Мурену» из Петровой гавани.
Волны вздымались на полторы-две сажени. На перископной глубине ничего не разглядеть, кроме брызг, пены и водяных валов. Боясь не торпедировать, а протаранить старый лихтер, коему уготована судьба мишени, капитан-лейтенант приказал всплытие.
На мостик отправился гардемарин Степанов. Плотно запахнув резинный плащ, он наслаждался рейдом через буйство стихии. Лодка неслась на восьми узлах. Ее нос то взлетал вверх, то проваливался. Удары волн приходились в рубку, окатывая верхнюю площадку словно из пожарного рукава. Пришлось даже люк притворить, чтобы влага не попадала в центральный пост.