Подлодки адмирала Макарова
Шрифт:
— Занятно. Сколько же узлов она даст, Александр Маврикиевич?
— Двенадцать на первых трех кабельтовых, по расчетам, конечно.
— А дальность?
— Через шесть кабельтовых стоп, чтобы у Дании не ловить.
— Средства на одну торпеду невелики, я надеюсь. Испрошу адмирала. А как боевое средство — увы, слишком дорого. На сем не смею задерживать.
Ощутив, что гроза миновала, как пароход подлодку, Берг и Макаров вышли из адмиралтейства.
— Разрешите полюбопытствовать, Александр Маврикиевич. Томас — кондуктор, вы же офицер, дворянин. Стоило так рисковать?
— Действительно, сложно объяснить.
Макаров шел с полуулыбкой на лице, как в день, когда сопровождал Берга домой после гауптвахты.
— Экая вы романтическая нация, германцы. Гете, Шиллер. Даже изъясняться изволите поэтически: удаляющийся звук винтов милее фуги и симфонии. Однако же я, как командир, иначе на вещи смотрю. У вас образование, опыт, ярчайший талант в подводных делах. А с людьми не умеете управляться. Не только касательно лейтенанта Рейнса. Того же Томаса, например, способен заменить любой боцманат, коего натаскать за полгода до кондуктора. Вас никем заместить невозможно.
Берг не стал возражать.
— Попов вам в распоряжение отправил лейтенанта, мичмана и двух гардемаринов. Вы один добрую половину работы тянете. Гардемаринам придет срок мичманские погоны получать, что вы про них в аттестации начертаете? Прилежно ждали капитан-лейтенанта, покуда он влажным морским жезлом стучал по головам нерадивых мастеров литейного завода. Вы туда их зашлите и потом спросите с них, а не с начальника цеха, который человек партикулярный, пьющий и в душе анархического складу.
Берг, старше годами, званием, происхождением, хоть и равный по должности, с изумлением принимал нотации молодого лейтенанта, глотая пилюли, которые бы и от каперанга не стерпел бы. Но выслушивал, впитывал, запоминал. Был в Макарове некий стержень, твердый, что корабельный киль — основа набора корпуса.
Наступил апрель, а выходы в море стали чрезвычайно редкими. Академик Якоби вычертил охладительный кожух для французских моторов «Щуки». Многострадальную субмарину снова переделывали. Главный электрик Руси надеялся достичь отвода тепла настолько, чтобы в последующих лодках не грелись моторы с немыслимой мощностью в пятьдесят сил. У Макарова остался лишь «Ерш», которого он не любил из-за ничтожных размеров.
Решетчатый торпедный аппарат, приклепанный по правому борту мини-лодки, позволил в мае начать опытовые стрельбы из подводного положения. В июне Макаров на флотских учениях подкрался к «Генерал-адмиралу» под водой незамеченным, поднял перископ и с полутора кабельтовых засадил торпеду под бронепояс в районе машинного отделения. Лодку засекли после пуска. Электрическая и не оставляющая пузырчатого следа сигара саданула в обшивку с такой силой, что в трюме открылась небольшая течь. Лейтенант резво удрал, и орудия пароходофрегата не успели взять на прицел место, где секунду назад нагло торчала оптическая труба.
Великий князь соизволил проявить расположение к подводникам и представил Макарова к «Анне», с натяжкой приравняв стрельбы к боевым заслугам. Во избежание неожиданностей Берг на глаза Его Императорскому Высочеству не показывался.
Шестого июля «Александровка» вернулась из пятнадцатимильного надводного рейса, разрядив батареи для проверки гальванической установки. Берг вылез на берег совершенно недовольный. Электромоторы дали неравную тягу. В одном из них биение плохо отбалансированного якоря разбило подшипники. Лодка вернулась на одном моторе. Радовало лишь, что забортное охлаждение понизило температуру до приятных тридцати градусов, и при разогретой топке не было немыслимого жара, как раньше.
Макаров встречал на пирсе. Увидев хмурое лицо Александра, сразу понял — строптивица выкинула очередное колено.
Берг приказал перевести уцелевший мотор в режим генерации и зарядить аккумуляторы. Затем отправил гардемарина заказывать на пароходном заводе подъем и снятие обшивки на корме.
— С кронштадтскими моторами впору люк на корме делать, — зло заметил обычно добродушный Макаров.
Дымовая труба весело наполняла пристань мазутным гаром, ей не до расстройств команды. Из заднего люка вылез Том и перебрался на берег.
— Ваше благородие! Машина запущена, зарядка на одной динаме. Время засек.
— Хорошо, кондуктор. Кто в машинном?
— Кошкин, ваше благородие, да матросы приборку делают.
В этот день не суждено было закончить ни зарядку аккумуляторов, ни приборку. Минут через двадцать, пока офицеры и механик обсуждали ремонт на «Александровке», оглушительно хлопнуло, словно главный калибр «Генерал-адмирала» дал холостым. Сноп огня рванул из заднего люка, поменьше — из рубочного.
Как на «Ерше» после пожара, матросы обвязались под мышками страховочными концами и полезли в отсеки. Чудо, но лодка внутри практически не пострадала. Механик получил тяжелую контузию, матросы поменьше, одного из них поранило отлетевшим куском металла. Взрыв выжег часть кислорода, оттого ничего не загорелось внутри, даже топка погасла.
Механика свезли в лазарет.
— Том, — позвал механика Берг. — Кошкин до завтра ничего не расскажет. Дай бог, когда-нибудь слышать начнет. Ничего не трогай и осмотри машинное, что не так.
Расследование заняло неделю. Томас «по горячим следам» увидел лишь закрытый механизм продува батарей. Литке прислал химиков из Академии наук, Якоби поднял доступные материалы по свинцовым аккумуляторам, коих было совсем не много, как и по любой новейшей и совершенной технике.
Вердикт ученых оказался таков: в подволоке между бимсами скопился водород, выделившийся при работе свинцовой батареи. Его могла воспламенить любая искра, хоть от падающего на металл гаечного ключа.
Экипажи подлодок охватила неподдельная тревога. У «Щуки» для улучшения центровки часть аккумуляторных элементов стояла не в яме, а прямо в машинном отсеке. Выходит, все эти месяцы плавали верхом на бомбе и с зажженным фитилем, ни о чем не подозревая? Страшно подумать, если водород рванул бы в море да под водой. Даже если уцелел бы прочный корпус, команда погибла бы обязательно. Борясь с испарениями кислоты, из лодок постоянно откачивали воздух, мирясь с пузырями на поверхности. Кошкин по дурости нарушил правило, предписывающее держать вентиляцию включенной всегда, если в лодке есть люди и работают механизмы, понадеявшись на открытый люк. О коварных свойствах водорода никто не догадывался.