Подлое сердце родины
Шрифт:
Начинается, подумал студент.
— Не бойся, — сказала сошедшая из автобуса бабушка, — это наш Матвей. У него в среду сын родился, вот он и радуется.
— А зачем ему топор? — спросил Гера.
— Это для куражу, — пояснила старушка. — Но ты не бойся, он сейчас добрый. Вот летом зверь был — родную мать на олифу выменял. Но это летом. А сейчас не лето уже. Сейчас он добрый, как мой пушистик.
Матвей встал напротив кучки людей, вышедших из автобуса. Все, кроме двух, были явно местного вида.
Кроме
— Че, сволота, думаешь, твое время скоро начнется? — ухмыльнулся Матвей. — Как начнется, ты мне скажи. Я тебе быстро народный импичмент дам.
— Кого дашь? — тихо спросил мужчина.
— Кишки на уши намотаю, — пояснил Матвей. — У нас с этим быстро. Народ — это тебе не электорат. Не херня. Народ — сила. Знаешь, сволота, за что отцы кровь пролили?
Мужчина отошел на два шага.
— Хорошо, — сказал он, — как только мое время начнется, я тебя обязательно отыщу. Устроишь мне свой импичмент. Народные традиции — это святое. Только скажи пожалуйста, как тебя отыскать. Я ведь не знаю твоего адреса. Я даже не знаю твоего телефона. Я не знаю твоего сайта, твоего факса, наконец, я понятия не имею, какой у тебя мейл. И я вряд ли догадаюсь. Скажи мне все это, а заодно скажи свое имя, и я обязательно найду тебя, когда, как ты сказал, придет мое время. Тебе не придется долго ждать — оно уже наступает. Ну? Протяни мне свою визитку…
Пока мужчина говорил, Матвей звучно глотал слюну.
— Эх, сердечные, быть беде, — прошептала бабушка. — Обидел черт пушистика почем зря.
Люди вокруг замерли. Люди молчали и смотрели, хотя их не просили молчать и смотреть. Люди стояли как вкопанные — с ними случается.
— Ты мне душу-то не трави, — наконец сказал Матвей. — Был тут один такой, тоже как ты — то, сё, пятое, хреноватое… Так мы с мужиками на него Пиндара натравили. Понял?
— И что?
— Сожрал его Пиндар к хуям собачьим, — сказал Матвей. — Вместе с мейлом гребаным.
— В рот имел я твоего Пиндара, — спокойно сказал мужчина. — И мужиков твоих. Да и тебя, признаюсь я, тоже.
Матвей впился пальцами в топорище, но и только. Прошло секунд пять: топор дрогнул, поднимаясь в его руке.
Мужчина отскочил назад, и рука метнулась вперед из кармана плаща. И вот рука вытянута и уже кончается револьвером. И грохнул выстрел. Матвей упал, воя и держась за колено… Мужчина белозубо и приветливо улыбался.
— Тебе, — сказал он, — наверное, сейчас больно. Но от этого, — добавил, — не умирают. Умирают обычно от другого. Кстати, ты обещал просветить меня на предмет истории. Так за что наши отцы проливали кровь?
— Отцов не трогай, — недобро сказал Матвей. — Им и без тебя несладко жилось.
— Ладно, пока, — мужчина махнул рукой. — Но все-таки: кто такой этот Пиндар?
Матвей ничего не ответил. Да и не мог ответить — Матвей, как это подчас бывает, потерял свое собственное сознание. Боль. Шок. Страшная боль — когда вдрызг разбивается твое тело. Так что временное расставание Матвея с его сознанием вполне объяснимо…
— Пиндар — это поросенок такой, — объяснила рыжая девушка, всю дорогу сидевшая перед Герой. — Только он не совсем обычный.
— Волшебный, что ли? — улыбнулся мужчина.
— Да нет. Пиндар у нас дрессированный. Его Петр Иванович с на охоту берет заместо собаки. А чего не брать — он ничего не боится, того же лешего… Недаром Пиндара поили божьей росой. Вот и вырос зверь. Не поросенок прямо, а фашист.
Гера глянул: вроде ничего, и даже сносно разговаривает по-русски, что редко случается у простых людей.
— А что такое божья роса? — спросил он.
Рыжая смутилась.
— Кто же у девки о таком спрашивает?
— Я, — сказал Гера.
— Ну и нахал же ты.
Девушка повернулась и быстро потрусила прочь с остановки. Люди переглядывались, цокали языками, моргали глазами, и тоже расходились, один за другим.
Черный плащ подплыл к нему незаметно.
— Я думаю, молодой человек, нам нужно держаться вместе.
— Еще бы!
— Игорь, — мужчина протянул руку. — И давайте будем на ты. Если будем на вы, местные жители нас плохо поймут, и местные коровы нас забодают…
— Гера, — назвался Гера.
— Очень рад, — сказал Игорь, — видеть нормального человека.
— Можно спросить?
— Да Бога ради.
— Зачем вы здесь?
— Это, — сказал Игорь, — дело государственной сложности. Я тебе скажу, потому что мне уже надоело… Но если ты кому разболтаешь, то мы тебя, извини за нюанс, нейтрализуем по форме бэ-аш четыре.
— Что значит: нейтрализуем по форме бэ-аш четыре?
— Это значит, — улыбнулся мужчина, — вспороть горло, но перед этим отрезать яйца. Мы переняли форму бэ-аш четыре у коллег из Чечни.
— А кто это вы?
— Мы — это кочаны, — с гордостью сказал Игорь.
— Не понял, — сказал Гера.
Игорь нырнул рукой куда-то под плащ.
Корочки он, как водится, сунул Жоре под нос. Золотые буквы гласили на красном фоне: «Комитет по чрезвычайному надзору Российской Федерации».
— Читать умеешь? РУ КЧН РФ, — пояснил он. — Майор Бондарев. Ребята из ФСБ завидуют, и поэтому прозвали нас кочанами. У них даже поговорка есть, когда в стране что-то странное происходит: а почему это? — да по кочану опять. Так и есть оно: если что-то стоящее — на дело идут одни кочаны.