Подмена
Шрифт:
— Закрой их там, — приказал Слива Дизелю, — а ключ мне отдай.
Дизель навесил на бак большой замок, закрыл его и ключ отдал Сливе.
— Как ты думаешь, старый хрен, — спросил Слива у депутата, продолжая тыкать его в висок обрезом, — сколько за тебя можно выручить денег?
— Не советую вам этого делать, — ответил седовласый.
— Советовать будешь у себя в Думе, если еще вернешься туда, — сказал Слива, — а мне отвечай сколько, а то я тебе башку снесу.
Депутат приосанился, но отвечать ничего не стал.
— Ладно, разберемся, — сказал Слива, бросая автомеханику ключи обратно, — Дизель заводи свой «Порш», но сначала открой багажник, положим туда этого суслика. Я так полагаю за него можно миллион по легкому срубить.
— Ты че, я тут не при чем, — испугался Дизель, — я просто автослесарь, я этого делать не буду.
— Тогда я сейчас замочу его прямо в твоем гараже и брошу, а ты потом ментам доказывай, что ты не верблюд, — пригрозил Слива.
— Лучше подчинитесь ему, молодой человек, — посоветовал депутат, — иначе он может убить и вас, и меня.
— Во-во, — сказал Слива, — послушай его. Хоть он и депутат Госдумы, а умную же вещь сейчас сказал. Наверное, первый раз в жизни.
Дизелю ничего не оставалось как открыть багажник своего «Порше». Седовласый там поместился, хоть и не слишком комфортно, но деваться было некуда. Только Слива хотел закрыть багажник, как у депутата зазвонил телефон.
— Опа, чуть не лопухнулись, — воскликнул Слива и выхватил сотовый у седовласого, — алло?
В трубке что-то спросили, Слива покосился на депутата и переспросил:
— Кто говорит-то? А, спикер? Ну, как же знаю! А он сейчас к телефону подойти не может, он какает! Понос у него. Знаете ли, жрет ведь на халявных банкетах без меры, ну, ему дно и вышибает… хм… трубку положили… ладно, хорек, не скучай.
И Слива захлопнул багажник. Дизель был бледнее, чем лист бумаги.
— Чего ты скис, мастер болта и гайки? — спросил Слива. — Давай, садись за руль, поедем.
Дизель подчинился, потому что знал, что Сливе без разницы в кого стрелять — в своих или в чужих. Они выехали из гаража и взяли курс в сторону кольцевой дороги. Ветер свистел за приоткрытым окном спортивного «Порше».
— Ну, что ты скуксился, Дизель, — весело спросил Слива, — ты не менжуйся, что тебя приплетут к соучастию. Я тебе потом дам под глаз пару раз, нос разобью и ты скажешь в ментовке, что я тебя под стволом обреза заставил ехать. А за машиной моей от меня человек придет завтра-послезавтра. И смотри, Дизель, без фокусов, ты же меня знаешь.
Дизель ничего не ответил, он молился только об одном — чтобы все это побыстрее закончилось.
14
Константин Маркович третий час, как ему казалось, висел вниз головой в своем кабинете, привязанный ногами к люстре. Он медленно вращался то по часовой стрелке, то против, ему было нестерпимо плохо и больно, и казалось, что он вот-вот умрет. Руки у главбуха были связаны за спиной, а рот заклеен скотчем, отчего Константин не мог позвать на помощь. Да и звать-то было некого — рабочее время закончилось и в здании управления осталась только охрана на входе, да генеральный учредитель Арсений Павлович со своими телохранителями — двумя молодыми людьми — натуральными бандитами с тяжелыми челюстями, которые и привязали Бутмана за ноги в таком унизительном положении.
Из открытой двери, которая вела в коридор, доносился негромкий голос генерального директора, который с кем-то беседовал у себя в кабинете по телефону. Кабинет Арсения Павловича находился как раз напротив кабинета главбуха, только у генерального была еще и приемная. Видимо все двери были открыты, чтобы Константин Маркович каким-нибудь образом не смог убежать.
Силу духа висящему вниз головой главбуху придавал тот факт, что хоть его и подвесили за ноги, но умереть от кровоизлияния в мозг ему не должны были дать — ведь с его смертью у фирмы исчезнет и надежда вернуть хотя бы часть «позаимствованных» Константином Марковичем денежных средств. Он надеялся, что его все-таки снимут.
В тот момент, когда Бутману показалось, что его голова вот-вот лопнет от налившейся в нее крови, а в ушах зазвучал оркестр двадцати бетономешалок и перфораторов, в кабинет кто-то вошел. Глаза главбуха к тому моменту уже ничего не видели, кроме мутной пелены, а рот заполнился то ли кровью, то ли слюной.
— Снимите его, — приказал Арсений Павлович.
Телохранители пододвинули стремянку, сняли Бутмана с люстры и бросили на пол. Кровь, прилившаяся в голову, пока Константин Маркович висел, с нестерпимой болью хлынула обратно в туловище, а ноги закололи тысячи мелких иголочек. Бутману опять показалось, что он умирает.
— Гляди-ка ты, провисел всего двадцать минут, а стонешь так, как будто тебя каток переехал, — усмехнулся Арсений Павлович, — когда деньги у меня воровал головка не болела. А теперь чего стонешь, как невеста в первую брачную ночь?
Константин Маркович лежал на боку и рук своих, связанных тугой веревкой уже не чувствовал. Рот ему никто не отклеивал, его тошнило, но отрыгнуть он не решался — «слив» был закрыт. Арсений Павлович присел на стул, напротив тяжело дышащего на полу бывшего главбуха.
— По предварительным подсчетам молодого аудитора за последние два месяца ты украл у фирмы, а значит, и у меня лично что-то около двадцати тысяч долларов, — сказал генеральный учредитель.
Константин Маркович попытался сказать что-то в свою защиту, но сил промолвить даже слово у него не было. Поэтому он промолчал, продолжая лежать на полу недвижимо, как труп.
— Работаешь ты в фирме почти шесть лет, — продолжил считать убытки генеральный, — начинал еще при покойном нашем общем начальнике… царство ему небесное… и если предположить, что ты крал у меня каждый год по сто двадцать тысяч, то за шесть лет сколько это получается?