Подменыш. Духовидец. Кошмары. Одержимые. Пражский студент (сборник)
Шрифт:
Осел ли мельника? Это – ты!
И всегда ей выпадало быть «ослом мельника», весёлым, готовым все нести, что только кузен на него ни наложит. Иногда она получала сахар, иногда он ласкал её. Но чаще на её долю выпадали затрещины и тумаки, брань и насмешки, как и подобает доброму ослу. Не прошло и трёх часов после их знакомства, как он её спросил:
– Скажи-ка, Приблудная Птичка, а ты не пачкаешь в комнате?
Большой ангорский кот прошёл через столовую, потеребил мех на её платье и привстал, прося. Она дала ему кусочек мяса.
Эндри не прислушивалась к разговору. Она думала о кошках в Войланде. Многих, одичавших на полях, она застрелила из подаренного Яном ружья. По три марки платила бабушка за каждую. Шкуры получал кучер Юпп, Старая Гриетт, ключница, шила ему из них куртку. Помогает от ломоты – утверждал он.
Однажды Ян, приехав на Троицу, заявил, что надо соорудить кошачий орган. Люди раньше уже пытались это устроить, но у них ничего не вышло, и великая идея забылась. Если теперь удастся, то получится прекрасный музыкальный инструмент. С ним можно будет объехать весь свет и заработать страшно много денег.
Стременной Питтье должен был дать мешки, дворецкий, длинный Клаас, – валерьянки для заманивания кошек. Ян построил ловушку, и ни одна кошка соседнего крестьянина не могла устоять от искушения. Каждое утро находили парочку в ловушке с валерьяной.
– Смотри, Приблудная Птичка, как они торопятся, – смеялся Ян, – все желают участвовать в кошачьем органе.
Он отправился к бабушке и попросил сыграть и написать ему буквами ноты и слова «Largo» Генделя.
Бабушка с большим трудом поняла, что ему надо. Достала оперу Генделя «Ксеркс», выписала арию и слова. Но Ян переделал их по-своему:
Какой прелестный звук, Восхитительней, Чище, утешительней Нежного мяуканья!
– Это мы должны выучить, – заявил Ян Эндри и Катюше и заставил их разучивать мелодию «Largo» и свои слова. Он построил ящик на ножках с проволочной решёткой. Туда заперли кошек, привязав каждую так, чтобы хвост торчал наружу. Руки и Яна, и Эндри, и Катюши были исцарапаны и изодраны. Ян изготовил заманчивую афишу.
«В первый раз в мире!!! Знаменитый кошачий орган! Под управлением дирижёра Яна Олислягерса при участии Юппа, Приблудной Птички и Катюши.» Все коты и кошки получили имена, которые тоже фигурировали на афише. Театр устроили в сарае. С бабушки взяли за вход 10 марок, прислуга платила по пять пфеннигов.
Представление началось. Юпп заиграл на гармонике. Остальные трое запели и стали дёргать верёвки, привязанные к кошачьим хвостам.
К сожалению, торжество длилось недолго. При первых звуках бабушка вскочила и сорвала занавеску, скрывавшую орган и актёров. Концерт прекратился, к большому огорчению публики из кухни и хлева. Дирижёру бабушка дала отведать плётки, чтобы не мучил кошек. Наказание на этот раз было лёгкое.
Дети отправились в конюшню к старому Юппу. Он дал им молока. Они поделились с конюхом заработанными деньгами.
– Мы – мученики искусства! – заявил Ян.
Но его мученичество было не очень страшным. Раза два он почесал у себя ниже спины. Эндри же одна из сопрано укусила запястье. Рука горела и вспухла. Юпп высосал ранку, сделал смесь из жевательного табака со свежим конским навозом и приложил к укушенному месту. Было больно, но не помогало. Когда бабушка это увидела, она выбросила повязку и отправилась с девочкой в Клёве к врачу. Там сделали разрез, выскребли рану. Лечение длилось месяц.
Эндри подняла руку. До сих пор виден небольшой рубец. Она усмехнулась: это было воспоминание о кошачьем органе Яна.
Из зала слышался визг джаз-банда: «Veinlaubs Syncopatoren». Эндри улыбнулась: какой тонкий вкус в наименовании. Она написала несколько слов на обеденной карточке и отослала её вертлявому капельмейстеру. Тот ни минуты не задумался. Разве не был он знаменитейшим джазовым дирижёром? Если он мог так сыграть «Feuerzauber», что у каждого приказчика сами плясали кривые ноги, то, конечно, исполнение её желания не составит для него труда.
И он заиграл «Largo» Генделя.
Ян вскочил.
– Узнаешь? – спросила его Эндри.
Кузен засмеялся.
– О, Боже мой, моя прекрасная кузина, мы на тридцать лет опередили мир. Мы должны были изобрести кошачий орган теперь, а не тогда в Войланде! Тогда за это полагалась лишь плётка, а нынче мы могли бы ездить по всему свету, повсюду собирать деньги и прослыть величайшими артистами.
Они вышли и отправились в гостиную Эндри пить кофе.
– Ну как, милостивые государи? – спросила она.
Брискоу оскалил зубы и довольно потёр руки.
– Отлично, отлично, – начал он. – Наука, кажется, ещё не ушла так далеко, как мы предполагали. Все авторитеты отказались. Ваш кузен много потрудился. Был в Париже у… как звать этого господина?
– Воронов, – сказал Ян.
– Да, да, – подтвердил Брискоу. – Такая фамилия. Вы очень меня обяжете, если доложите сами. Я путаю все фамилии.
Ян повернулся на стуле.
– Для доклада материалов немного. В Вене я был у Штейнаха, в Берлине – у Айзеншмидта и Магнуса. В Тюбингене разыскал профессора Лармса, в Копенгагене – Кнута Занда. И так далее. Ни один из этих учёных не желает иметь ничего общего с таким делом, несмотря на все соблазнительные долларовые банкноты. Они производят прекрасные опыты с морскими ежами и лягушками, с хорьками и кошками, утками и гусями, даже с обезьянами, но на людей не решаются посягнуть. Только беспардонный шарлатан осмелится нынче это сделать – заявил мне Пецард в Париже.
– Шарлатан, только шарлатан, – подчеркнул Брискоу. – Вы понимаете, мисс Войланд, что я не отдам вас в руки шарлатану.
– И все же есть хоть один, который пожелал бы ввязаться в эту историю? – спросила Эндри.
– Да, такой имеется, – ответил Ян. – Точнее, такая. Я нашёл одну женщину-врача, которая загорелась при упоминании о деле. Она назвала всех своих коллег мужчин, мне отказавших, ослами и трусами. Уже достаточно экспериментировали на животных, заявила она. Возможность успеха доказана давно. Давно пора приняться наконец за человеческий материал. Короче: она готова и ручается – при нормальном течении событий – за полный успех.