Подменыш. Духовидец. Кошмары. Одержимые. Пражский студент (сборник)
Шрифт:
«Ян! – думала она. – Ян!»
Он как-то смутился, гладил себя рукой по лбу и по волосам. Налил стакан до краёв и пролил. Искал слова и не находил. Он шептал:
– Эндри!
Она приподняла голову, слегка, почти незаметно…
Они встали, как во сне, и, прижавшись друг к другу, пошли в спальню.
Она долго лежала без сна в эту ясную ночь. Ворочалась постоянно и все смотрела на Яна, спавшего возле неё. Гладила его, целовала в глаза и губы – нежно, нежно, чтобы не разбудить. Снова ложилась, клала свою руку под его плечо, тесно прижималась к нему.
Так спокойно, так тихо дышал он. Иногда она пугалась, когда не слышала его дыхания. Прикладывала ухо к его груди, прислушивалась к биению его сердца, колебанию его лёгких.
Один раз он забеспокоился, начал в полусне ворочаться во все стороны. Схватил её, притянул к себе, обнял обеими руками. Так лежала она, тихо, счастливо – и заснула.
Она с криком вскочила. Ей что-то приснилось, что – не знала. Протёрла глаза, опомнилась.
Было пусто. И стулья, на которые он в беспорядке побросал свои вещи, тоже пусты.
Сердце её чуть не разорвалось – так сильно оно билось. Она взглянула на часы: после полудня!
Полдень. Уже несколько часов, как он мог сидеть в поезде! Она вскочила, пробежала по комнате, искала… Нигде от него ни записки, нигде – ни одного жалкого слова? На этот раз без прощания!
Она не решалась звонить. Тогда придёт лакей, окончательно убедит её, что Ян уехал, снова уехал. Она с большим трудом поплелась обратно, упала на кровать, потом села. К чему вставать, к чему одеваться, к чему все?
Когда постучали, она подбежала к двери. Письмо – и господин ожидает ответа. Она взглянула на конверт – почерк Брискоу. Прочла: может ли он ждать её к завтраку?
Велела ему передать, что будет пить с ним чай, путь зайдёт за нею.
Что? Брискоу? Часов в её распоряжении ещё достаточно, и тем временем…
Тем временем она узнает…
Затем зазвонил телефон. Она уже знала, что это – Ян. Знала также твёрдо и определённо, что он скажет: да, сегодня он уезжает…
Она взяла трубку, стала слушать, что он говорит. Вскочила весёлая и благодарная. Он хотел бы раньше, чем уехать из Мюнхена, ещё раз с ней поговорить. Пусть она придёт с ним позавтракать в ресторан «Времена года».
Итак, он не уехал без прощания.
Эндри умылась и оделась. Сбежала вниз по лестнице, к боковому выходу, чтобы не попасть в руки Брискоу. Вызывала автомобиль, вскочила в него.
Она беззвучно усмехнулась про себя. Если бы он только мигнул, она побежала бы к нему, но когда, когда он позовёт её? Она думала: я послушна ему. Послушна – в половом смысле? Она покачала головой. Что ей надо сегодня и в остальное время? Только несколько поцелуев, несколько ласковых слов – что ещё? Она желала души его и ничего иного. Той души, которую он топтал ногами, отвергал, скрывал. Той души мальчика, которой не знал ни один человек, ни один, кроме неё.
Впрочем, ещё один, быть может! Бабушка. Та старая женщина в Войланде могла знать его душу! Та могла догадываться, что делается у него в душе.
Но та никогда не сможет ему помочь. Она всегда, как и он, выдавала себя за твёрдый гранит, чтобы никто не мог рассмотреть, как тепло и мягко у неё около сердца.
…Она сидела у кузена, гладила его руку. Он не отнимал её, терпел ласку, отвечал на неё и не смеялся. Оба молчали.
Наконец он заговорил:
– Если ты не хочешь говорить, то, конечно, я должен начать…
– Что мне тебе сказать? – спросила она. – Все, как всегда, было и, как всегда, будет. Ты уедешь и оставишь меня. Я люблю тебя, а ты меня не любишь. Разве не так?
Он медленно покачал головой.
– Нет, не вполне так. Видишь, Эндри, я любил тебя и люблю теперь. Поскольку мне доступна любовь. Это так. Но я не могу дать то, чего во мне нет.
Она думала: «А разве ты знаешь, что есть в тебе? Ты ведь и не хочешь этого знать!»
– Видишь ли, Приблудная Птичка, – продолжал он, – я должен плавать свободно. А вдвоём плавать нельзя – не выходит! Некоторое время – можно. Например, от Войландского берега до Эммериха. Но ненадолго, не навсегда, не навеки. В этом случае надо остановиться и стать оседлым. А я не хочу ошишковаться!
– Чего ты не хочешь? – спросила она.
– Ошишковаться, превратиться в клубень, – засмеялся он. – Красивое слово, не правда ли? Объясню тебе, что я имею в виду. В море плавают красивые животные – плащеноски [1] . Из низших животных – несомненно, самые высшие. Из беспозвоночных – несомненно, те, которые уже имеют нечто похожее на становой хребет. Они, почти как рыбы, гоняются друг за другом, наслаждаются своею жизнью. Но таковы они лишь в молодости, в стадии личинки. Как только становятся старше, вспоминают о своём почтённом мещанстве. Становятся оседлыми, крепко усаживаются, теряют и зрение, и слух, и даже становой хребет, и нервную трубку. Зато они начинают выделять много клетчатки, образуют из неё покрышку, превращаются в комки, в клубень, становятся шишковатыми и сидят всю жизнь, как глупые клубни и противные картофельные груды. Это значит: они стары и оседлы. Понимаешь? Я не хочу стать таким клубнем. Пока есть силы, хочу оставаться молодой личинкой, свободно плавающей в море.
1
ascidia – род морского червя (лат.).
Она взглянула на него: ни одной морщины на его коричневом загорелом лице. Свежи и блестящи глаза, гибко каждое движение.
– Ты никогда не ошишкуешься, Ян. – сказала она. – Ты – нет! Ты – гений!
– Смейся надо мной, – воскликнул он, – издевайся. Но я чувствую так, как говорю.
– В моих словах нет ни малейшего издевательства, – возразила Эндри. – Я говорю вполне искренне. Разве не гениальна твоя способность всегда чувствовать себя молодым? Ты всегда останешься свободной личинкой, юношей. Тебя потому и пугает всякая оседлость, все, что привязывает и цепко держит, что это – старость! Ты боишься и меня потому, что я – стара или скоро буду старой!
Не подумав, быстро и легкомысленно он ответил:
– Да, это так!
Она сжала свои руки. Подумала: «Если бы ты только знал, как ты жесток!» Сказала:
– А я должна теперь ошишковаться. Выйти замуж за Паркера Брискоу и стать очень оседлой.
Он легко вздохнул и согласился:
– Да, Приблудная Птичка, так, конечно, для тебя будет лучше всего – ты только женщина. Жаль, что ты не можешь иначе…
Она вскипела:
– Как не могу? Разве ты и Брискоу не сказали мне, что из этого ничего не выйдет? Что ни один врач, ни один учёный за это не возьмётся, а только бессовестный шарлатан…